Настоящая реабилитация Как в России преследуют крымских татар: репортаж Ильи Азара

Прошло два года с тех пор, как крымские татары стали гражданами России. За это время они постарались встроиться в новую реальность — получили паспорта, некоторые начали работать в структурах власти. Однако они жалуются, что взаимностью им Россия не ответила. Сейчас в Крыму разворачиваются как минимум три громких судебных процесса, главные фигуранты которых — крымские татары: дело террористической организации «Хизб ут-Тахрир», дело о массовых беспорядках 26 февраля 2014 года и дело о запрете Меджлиса. Специальный корреспондент «Медузы» Илья Азар встретился в Крыму с семьями арестованных и лидерами национальных объединений и сходил на заседание Верховного суда по делу о массовых беспорядках.

9 мая 2014 года — меньше, чем через два месяца после присоединения Крыма к России — 81-летний активист Национального движения крымских татар (НДКТ) Кемал Куку получил награду Минобороны России «За возвращение Крыма».

Куку родился в крымском поселке Кореиз в 1932 году, пережил депортацию в Узбекистан, позже переехал в Новороссийск, где был видным участником борьбы своего народа за возвращение на родину. В 1990-х вместе со своей семьей Куку вернулся в Кореиз, пользовался уважением общины как ветеран НДКТ, был членом крымско-татарской организации «Милли Фирка» (она сразу поддержала переход Крыма к России).

Его сноха Мерьем рассказывает мне, что Куку сначала рассчитывал, что Украина поможет крымским татарам, но выделять им землю так и не начали. «Когда пришла Россия, он надеялся, что уж теперь все будет по-другому», — вспоминает Мерьем.

На вручении награды Куку вспоминал ужасы депортации своего народа и хвалил президента России Владимира Путина за мирное возвращение Крыма.

— Я очень тяжело переношу праздник 9 мая, потому что с Победой связано выселение моего народа под дулами [автоматов]. Я никогда не забуду глаза сержанта, который наставил на меня пистолет. Мой отец, его брат, два маминых брата погибли, защищая родину. Мы носим пятно нации предателя, — говорил он.

— Уже не носим, Кемал! — бодро прервал его глава крымско-татарской организации «Милли Фирки» Васви Абдураимов, вручавший Куку награду.

— Дайте договорить, — ответил старик. — Мне обидно за наш многострадальный народ, который столько времени борется. Но и в нашем народе есть твари, которые чернят нас. Хорошо, что Владимир Владимирович [Путин] очень умно поступил, и, можно сказать, без единого выстрела Крым попал обратно в состав России. Надо сказать спасибо тем, кто помог провести такую безболезненную операцию. Если бы все пошло по сценарию тех подлых слюнтяев, то половина нашего народа, наверное, опять бы погибла. За это спасибо.

Незадолго до этого, в апреле 2014 года, Путин подписал указ о реабилитации народов Крыма, в том числе и крымско-татарского. Впрочем, Куку, как и большинство крымских татар, остался недоволен упоминанием крымских татар через запятую с армянами и болгарами, но тогда все еще надеялся на большее — в указе шла речь и о «государственной поддержке возрождения и развития».

«Не знаю, читал Путин указ или нет, но меня он не устраивает. Мы коренной народ, мы соль этой земли, наши предки сделаны из этой воды и камней. Когда под дулами выгоняют из дома женщин, детей и стариков, не дают взять вещи, а потом половина умирают в дороге — это репрессия. А болгарам, грекам, армянам дали месяц, им даже помогли выехать», — зло говорил Куку, опираясь на палочку. Впрочем, закончил свою речь он на позитивной ноте: «К 18 мая Путин, наверное, что-то скажет еще в пользу крымских татар. Если Путин сделает настоящую реабилитацию, как того требует жизнь, мы всем народом можем на колени встать перед ним». Слушавшие Куку люди в зале зааплодировали.

Однако все пошло не так, как рассчитывал Куку. 18 мая 2014 года, в день 70-й годовщины депортации крымских татар из Крыма, им запретили провести траурный митинг в центре Симферополя (он всегда проходил там в украинские времена). Центр оцепили омоновцы, а на площади Ленина даже стоял БТР. Осенью начались похищения и аресты крымских татар, одного — Эдема Асанова — нашли мертвым (его убийство так и не расследовано). Многие крымские татары заговорили о репрессиях.

20 апреля 2015 года сын Кемала Куку Эмир-Усеин вышел из дома и пошел к остановке автобуса. «Там, около восьми утра, его ударили сзади по голове. Один из нападавших начал тянуть папку с документами, а второй попытался вырвать телефон. Муж даже подумал сначала, что его грабят», — рассказывает «Медузе» жена Куку Мерьем.

Нападавшие были в гражданской одежде, а на просьбу показать документы один из них молча бросил взгляд на кобуру за поясом. Они совершенно не стеснялись постепенно собравшейся толпы. «Потом подъехала белая «Газель» с автоматчиками в балаклавах, которые упаковали Усеина в машину», — вспоминает Мерьем, которая в тот момент находилась дома с двумя детьми.

Вскоре белая «Газель» привезла сына Кемала Куку в его двор, который уже был заполнен силовиками с автоматами. «Он в наручниках, хромая, вышел из машины. Был весь покалеченный, ахал и охал, чихать не мог еще два месяца. Мы потом проверяли его здоровье — у него ушиб обеих почек и ушиб поясничного отдела вплоть до развития межпозвоночной грыжи», — говорит Мерьем.

Силовики забрали два ноутбука, телефон и несколько книг на исламскую тематику. Вечером Куку-младший вернулся — его обвинили в том, что он еще несколько лет назад перепостил что-то у себя в «Одноклассниках». «Я тогда еще подумала: «Девчачий сайт, а у нас почему-то целый дом автоматчиков»», — говорит жена Куку.

Эмир Усеин Куку — достаточно известный в Ялте правозащитник, он входит в контактную группу по правам человека. «Он очень активный, видный человек. В нашем поселке, да и в Ялте его все знают. Ни похороны, ни религиозные праздники не проходят без его участия. Правозащитной деятельностью он занимался еще до того, как мы стали Россией», — рассказывает Мерьем. Накануне 70-летия Победы, пишет сайт «Крым.Реалии», Усеин вместе с отцом «взялся за реализацию мечты отца и старых жителей Кореиза и Мисхора — об увековечении памяти крымских татар, призванных из этих мест на Великую отечественную войну».

Отец тяжело перенес избиение сына. «Он говорил, что даже при советской власти такого беспредела не было: люди из КГБ приходили и хотя бы представлялись прежде чем начинать что-то делать», — рассказывает «Медузе» Мерьем.

Когда Эмир-Усеину позвонили и предложили забрать изъятый телефон, отец пошел туда вместо избитого сына. Он взял с собой медаль «За возвращение Крыма» и в отделении бросил ее на стол. «Он сказал: «Вы позорите власть!» и ушел», — рассказывает Мерьем. 82-летний Кемал Куку давно болел, а после этой истории «в нем произошел какой-то надлом». 27 июня 2015 года, на следующий день после очередного дня рождения сына, Кемал Куку умер.

Дело «Хизб ут-Тахрир»

В ноябре 2015 года Эмир-Усейна Куку вызвали на допрос, предъявив ему обвинение по 282 статье УК РФ за 42 записи в социальной сети. «В том числе видео с обращениями к мусульманам Крыма на разных языках, сообщения о потерях вооруженных сил России в Сирии, высказывания лидера крымских татар Мустафы Джемилева о грядущих репрессиях, выступление Максима Шевченко в защиту мусульман, фотография дорожного указателя с надписью «РФ — уходи»», — перечислял сам Куку.

Кроме того, рассказывает друг семьи Куку Усеин Бекиров, против Куку-младшего возбудили дело за нападение на силовиков. «Он сам начал бороться, написал жалобу на избиение в апреле. Они ответили тем, что это якобы он их избил, и есть показания тех правоохранителей. Это, конечно, бред сивой кобылы, что он кому-то въехал в пах», — говорит Бекиров.

— Там вот такой был человек, — Мерьем широко разводит руками.

— Угу, такая кабина. Это они ему «ласточку» делали — тянули назад руки, что ноги подымались, — добавляет Бекиров.

11 февраля 2016 года Эмир-Усеина Куку задержали. «Еще семи не было, как раздался сильнейший топот, будто табун лошадей. Мы встали и пытались одеться, одновременно успокаивая детей. Они, может, минуту побили в дверь, а потом выломали ее. «Надо было открывать в трусах», — сказали они мне. В этот раз в ходе обыска они весь дом перевернули, каждый лист каждой книги проверили, изъяли опять мой ноутбук, планшет ребенка, телефоны Усеина и очень много документов — он помогал знакомым и соседям решать проблемы с оформлением земель и домов. Еще забрали хорошую книжку — сборник достоверных хадисов древнего ученого Бухари — оказывается, запрещенную», — рассказывает жена правозащитника.

Всего 11 и 12 февраля в Крыму задержали 14 человек. Под арестом в итоге оставили четверых жителей Ялты и окрестностей — самого Куку, Энвера Бекирова, Муслима Алиева и Вадима Сирука (он украинец, исповедующий ислам). Их арест произошел в рамках большого крымского дела «Хизб ут-Тахрир» (организация запрещена в России как экстремистская) — задержанным инкриминируют «терроризм» по статье 205.5 УК РФ. «Один из членов партии «Хизб ут-Тахир» организовал местную ячейку этой террористической организации, которая действовала на территории Ялты и Алушты, — заявила прокурор Крыма Наталья Поклонская, сделав отдельный акцент на том, что не все задержанные — крымские татары; преследуется террористическая организация, а не конкретный народ.

Координатор Крымской контактной группы по правам человека Абдурешит Джеппаров («Медуза» рассказывала о нем и о его пропавшем сыне осенью 2014 года) объясняет «Медузе», что «это огульное обвинение». «У [органов] просто есть разнарядка, которую надо выполнить по делу, и арестованные люди никакого отношения к «Хизб ут-Тахрир» не имеют», — утверждает Джеппаров.

В Крыму до вхождения полуострова в состав России действительно легально действовал «Хизб ут-Тахрир». На Украине в целом было очень либеральное религиозное законодательство, и многие запрещенные в других странах организации или секты работали свободно. Так, в 2013 году, писала «Независимая газета», в Симферополе прошел двухдневный международный форум «Хизб ут-Тахрир». Интересно, что Рефат Чубаров, тогда замглавы Меджлиса, говорил: «Эта организация является марионеткой, руководимой из-за рубежа. Спекулируя на исламе, она дискредитирует крымско-татарский народ и Украину». Лидер крымско-татарского народа Мустафа Джемилев тогда же обвинил «Хизб ут-Тахрир» в вербовке наемников среди крымских татар для участия в войне в Сирии.

После вхождения Крыма в состав России члены «Хизб ут-Тахрир» начали спешно покидать территорию полуострова. В феврале 2015-го власти Крыма докладывали, что на полуострове «нет развитой структуры организации», а в марте МВД РФ отчиталось, что у «Хизб ут-Тахрир» в Крыму осталось 2,5 тысячи сторонников.

Незадолго до этого, в январе 2015 года, в Севастопольском регионе были задержаны первые четверо подозреваемых по делу «Хизб ут-Тахрир»: Руслан Зейтуллаев, Рустем Ваитов, Нури Примов (тоже не крымский татарин) и Ферат Сайфуллаев. Как объясняет мне Джеппаров, в их уголовном деле (14 томов по 250 страницы каждый) нет никаких доказательств: «У них там как? Они берут псевдоэксперта, который слышит в телефонных переговорах слово «сохбет», что означает по крымско-татарски «беседа», и заключает, что это тайные переговоры ячейки. Или вот в исламе, как и в других религиях, мужчины берут себе другое имя, но эксперт считает, что это свидетельство конспирации. Адвокат мне сказал, что там и близко нет ничего, подтверждающего терроризм».

«Славяне в деле есть, чтобы остальным неповадно было ислам принимать. А в целом и Куку, и Бекиров с Алиевым — люди активного порядка. Власти специально подавляют людей, у которых есть стержень», — считает Джеппаров. Замглавы Меджлиса крымско-татарского народа Нариман Джелял видит здесь «распространение на Крым российской практики, принятой в религиозном секторе на Кавказе».

Я спрашиваю у Джеппарова и Джеляля о том, можно ли исключать, что задержанные имели отношение к «Хизб ут-Тахрир», если тот раньше активно действовал в Крыму. «Есть такой российский феномен. Вошли россияне в Туркестан и тех, кто защищал отечество, назвали «басмачами», то есть захватчиками. Вошли в Афганистан, и афганцев, которые защищали свои дома, назвали «душманами», то есть врагами. Нас депортировали в 1944 году, и теперь им удобно назвать нас членами «Хизб ут-Тахрир». Но это просто оговор, клеймение», — отвечает Джеппаров.

Джелял же проводит аналогию: «Если запретят ездить на автомобилях, можно ли арестовывать меня за то, что я на нем не езжу, но он стоит у меня во дворе? Если они когда-то состояли там, то чем они за два года проявили себя? У них, что, членские билеты есть? В документах СБУ Украины, которые вместе со многими сотрудниками перекочевали в крымское ФСБ, наверняка остались фамилии каких-то людей, и они решили раскручивать».

Дело поджигателя автомобилей

Незадолго до собственного ареста Эмир-Усеин Куку приезжал к семье Аливаповых, чтобы выяснить обстоятельства ареста их сына Муетдина. Аливаповы живут в Алупке — к их дому, построенному из чего попало, вокруг старой бытовки, ведет лишь подобие дороги, на которую жители окрестных домов скидывались самостоятельно.

Ранним утром 23 января 2016 года в этот дом ворвались силовики с ордерами на арест сразу двоих сыновей Аливаповых — Мустафы и Муетдина. Их мать Зарема Аливапова вспоминает, что приехали человек двадцать с автоматами и первым делом начали тыкать ими в спящего мужа, чтобы его разбудить. «Разве это дело? Он после этого на 30 килограмм похудел от переживаний», — говорит Зарема.

Младшего сына Муетдина подозревают в организации поджогов автомобилей. В январе в районе большой Ялты и правда сгорело 12 машин. «Эфэсбэшник сидел здесь и издевался надо мной, пока адвокат не пришел. Он говорил: «У вас тут везде канистры валяются», а я отвечала: «У нас в доме три машины, бензин в карман, что ли, наливать?» Он мне сказал еще нагло, что зашел к нам подполковником, а выйдет полковником», — рассказывает «Медузе» женщина.

«На обыске у Мерьем [Куку] следователь говорил: «Да вы успокойтесь, сала поедите», хотя знает же, что мусульмане свинину не едят. Они все время издеваются», — добавляет друг семьи Куку Усеин Бекиров (который и отвез меня к Аливаповым).

В ходе обыска силовики, по словам отца Мунира Аливапова, изъяли перевод Корана на русский язык. «Какой же он запрещенный, если его выпустили в Санкт-Петербурге? У жены забрали молитвенник. Может, тогда и Ветхий завет запрещенный?» — возмущается Мунир. В 2014 году по Крыму прокатилась волна обысков в домах, библиотеках и мечетях — искали запрещенную в России литературу (на Украине было намного более мягкое антиэкстремистское законодательство).

Родители уверены, что их сын Муетдин ни в чем не виноват. «Ему же только 21 год. Он недавно купил старенькую «пятерку», отремонтировал ее, хотя как полдня покатается, так снова ремонт надо делать. Он такого просто не мог сделать — его все собаки Алупки искусали, все кошки исцарапали», — говорит отец. Мать добавляет, что Муетдин работал на заправке пистолетчиком: «Он только о работе думал, вторую работу искал, неужели он будет таким заниматься?»

На суде по избранию меры пресечения 25 января (больше сына родители не видели) Зарема «тихо подсела», как она говорит, к Медину и спросила: «Скажи честно, ты точно этого не делал?» «Он поклялся, что не делал, и я успокоилась», — говорит мать. Отец выглядит даже более расстроенным и сетует: «Один сын — террорист, хотя даже ложку в руках еще не научился держать, а второй — сепаратист».

«Сепаратист» — это его средний сын Мустафа. Его вина в том, что он с друзьями сфотографировался с украинским флагом и выложил фото в соцсети. «Еще он вроде что-то писал на форумах, наверное, сочли это инакомыслием. Мустафа занимался куплей-продажей машин и часто выезжал на Украину. Им заинтересовались эфэсбэшники и спрашивали, зачем он так часто выезжает», — рассказывает мать. Сейчас Мустафа по просьбе адвоката остается у друзей в Николаеве, хотя «рвется домой».

Во время обыска в доме Аливаповых оперативники сразу обратили внимание на то, что у них в телевизоре включен украинский канал (работал он и в день моего визита).

— Что это вы смотрите украинские передачи? — спросили они, вспоминает Зарема.

— Тарелка стоит, вот мы и смотрим, — ответила мать Муетдина.

— Если вам здесь так не нравится, то уезжайте на Украину, — сказали следователи.

— А что вы мне указываете, где жить? Я у себя на родине живу, — ответила она им.

Нашли следователи и «улики»: три магнита на холодильнике — флаги Украины, «Правого сектора» (организация запрещена в России как экстремистская) и военно-морского флота Украины. «О-о-о-о, нам хватает, отлично», — с восторгом оценили находку следователи.

Отец Муетдина Мунир уверен, что арест его сына и других крымских татар — это кампания по запугиванию всего народа.

— При Украине мы не замечали никаких проблем, а сейчас, как при Сталине, боишься собственной тени, боишься думать, — говорит Зарема.

— Им не нравятся те, кто думать начинает. Кто не только ящик, который зомбирует, смотрит. Многие татары же тоже заняли позицию, что нет разницы, какая страна — главное, чтобы их не трогали, — добавляет третий брат Мурат. — Тех четырех ребят (имеется в виду арестованные по делу «Хизб ут-Тахрир» — прим. «Медузы») забрали, потому что они начали думать.

По делу о поджогах сначала арестовали восемь человек, пятерых из которых быстро отпустили. Из оставшихся только Муетдин — крымский татарин. «Они красиво делают, крымских татар разбавляют другими, чтобы не возникала тема, что это целенаправленно против нас делают», — говорит старший брат Мурат.

Впрочем, в народе все равно винят крымских татар. «Мы сейчас никуда не ходим даже — мне кажется, все в нас пальцем тычут. А в интернете пишут, что ни одна крымско-татарская машина не сгорела, и, оказывается, мы от зависти жжем эти машины», — сетует Зарема.

По словам отца, двоих других арестованных «так лупили», что они указали на Муетдина как зачинщика, хотя «сын говорил, что с одним только здоровался при встрече, а второго вообще не видел никогда». «Отец одного из них говорит, что сын даже на ноги не может встать. Что они с ним сделали? Они такую ересь несут, что наш сын, мол, предлагал одному из них 15 тысяч рублей только за то, чтобы тот присутствовал при поджоге. Они текст выучили, а когда отвечают на вопросы, сразу путаются», — рассказывает Зарема.

Она говорит, что «в экспертизе ногтей Муетдина следов взрывчатки не нашли», а нанятый потерпевшими эксперт из Москвы признал, что «ребята не могут такого сделать», так как использовалась сложная взрывчатка.

Хотя Муетдин с «подельниками» сидит в СИЗО, поджоги автомобилей на южном берегу Крыма продолжаются. Так, с 28 февраля по 2 марта здесь сгорел 21 автомобиль — агентство РИА «Крым» назвало происходящее «автотеррором». В начале марта задержали еще одного подозреваемого в поджоге машин — уроженца Челябинска.

Отпускать Муетдина, впрочем, пока никто не собирается. Зарема рассказывает, что подходила к следователю в день решения о мере пресечения.

— Скажите, в чем обвиняют моего сына? — спросила она.

— В поджогах! — рявкнул следователь.

— Вы так уверено говорите — у вас что, есть доказательства? — уточнила Зарема.

— Найдем! — ответил тот также грубо.

— А чего вы так разговариваете со мной?

— Как получилось, так получилось. Я понимаю, конечно, что вы мать, и переживаете.

Замглавы Меджлиса Джелял призывает «посмотреть на происходящее несколько шире». «Взрывы были раньше в Москве, Лондоне, Мадриде, а в Симферополе и Крыму никогда взрывов не было. Машины тоже начали палить недавно. Все это появилось с приходом России. То есть раньше было все разрешено, и никаких терактов не происходило, а теперь тотальная угроза терактов? Может, просто охоту на ведьм начали?» — спрашивает Джелял.

Дело о запрете Меджлиса

Когда Кемал Куку на вручении медали назвал некоторых крымских татар «подлыми слюнтяями», из-за которых в Крыму едва не случилось кровопролития, он, скорее всего, имел в виду представителей Меджлиса крымско-татарского народа. Именно так к высшему представительскому органу крымских татар, состоящему из 33 человек, избираемых на национальном съезде (курултае), относятся сторонники присоединения Крыма к России.

Дело в том, что фактически только Меджлис пытался в феврале 2014 года (особенно до появления «вежливых людей») сопротивляться грядущему присоединению Крыма к России и в дальнейшем открыто критиковал политику новых крымских властей в отношении татарского населения.

Впоследствии председателю Меджлиса Рефату Чубарову (как и лидеру крымских татар Мустафе Джемилеву) был запрещен въезд на территорию России. Чубаров стал депутатом Верховной рады и начал крайне радикально высказываться о происходящем в российском Крыму. Например, 21 марта 2016 года он заявил, что Украина вернет себе Крым военным методом, причем вслед за солдатами на полуостров войдут боевики батальона «Крым», «которые будут брать под охрану административные здания, дороги, объекты стратегического назначения». В интервью «Медузе» Чубаров высказывался и в поддержку осенней энергетической блокады полуострова.

Власти Крыма довольно долго боролись с Меджлисом «мягкими» средствами — пытались заставить его членов отречься от Чубарова, поддерживали параллельные организации крымских татар вроде «Милли Фирки» или движения «Къырым».

Справиться с Меджлисом не удалось, и в феврале 2016 года прокурор Крыма Наталья Поклонская подала в Верховный суд республики иск о запрете его деятельности. «Деятельность Меджлиса представляет угрозу основам конституционного строя Российской Федерации, безопасности государства и общества… Прошу признать объединение Меджлис крымскотатарского народа экстремистской организацией и запретить его деятельность на территории Российской Федерации», — написала в иске Поклонская.

3 марта прошло первое заседание по делу о запрете Меджлиса, а 10 марта против этой организации публично высказался глава Крыма Сергей Аксенов. «Они, по сути, на сегодня целиком финансируются оттуда и финансировались раньше оттуда [из США]. Смысл нам в такой организации, которая говорит о том, что мы будем здесь всех ставить на колени, резать, чего-то захватывать?» — сказал Аксенов и добавил, что целиком поддержит суд, если тот решит запретить Меджлис.

«В иске полный винегрет, — рассказывает мне зампред Меджлиса Нариман Джелял, единственный ответчик по делу. — Все, что можно, туда запихали, причем вспомнили даже 2004 год, видимо, чтобы хоть за что-то зацепиться. Задача одна — ликвидировать группу лиц, которые имеют наглость высказываться иначе». Джелял уверен, что «главное, на что будет опираться [обвинение], — это деятельность коллег [Чубарова и Джемилева] в Киеве».

Джелял признает, что заявления Чубарова (а также организатора блокады Крыма Ленура Ислямова, ассоциируемого многими с Меджлисом) создают проблемы крымским татарам в целом и Меджлису в частности, но сделать с этим ничего не может. «Происходящее в Крыму и то, как нужно действовать, совершенно по-разному воспринимается здесь и там. В сводках ФСБ и полиции все очень упрощенно — Чубаров и Джемилев что-то решили, сказали нам, а мы как солдатики что-то выполняем. Это абсолютно неверно — мы, действительно, очень демократичный орган, мы спорим и ссоримся, но стараемся достигнуть компромисса и принять его голосованием», — объясняет Джелял.

В качестве примера он приводит позицию Меджлиса по блокаде Крыма. «Мы не говорили, что это геноцид, потому что это дурость так говорить, но мы признавали, что блокада несет проблемы», — напоминает Джелял. Также не поддерживает Меджлис и идею создания «крымского батальона» — добровольческого формирования крымских татар на территории Украины.

Замглавы Меджлиса согласен, что тут «возникла коллизия», но напоминает, что Чубаров «действует вне сферы деятельности российских законов и не обязан им подчиняться». «Чубаров — публичный человек, и никакими нашими документами мы не обязаны и не можем контролировать, что и где он говорит. Как нам разделять, что он говорит от имени Меджлиса, а что от себя?» — настаивает Джелял.

Он объясняет, что председатель Меджлиса избирается и снимается курултаем, для чего надо собрать в одном месте хотя бы около 200 делегатов. «Мы уверены, что в Крыму в сложившихся условиях ограничения свободы выражения мнений, невозможно провести свободный курултай. У нас была идея провести его на Украине, в Турции или даже в Казани. Но еще не факт, что все делегаты скажут, что мы Чубарова не хотим», — объясняет Джелял.

Впрочем, он сам напоминает, что еще в 2014 году членство в Меджлисе нескольких человек, которые пошли во власть, было приостановлено.

— То есть это возможно? — уточняю я.

— Да, но это приостановление больше морального плана. Формально они остаются членам Меджлиса, пока курултай не исключит их, — отвечает Джелял.

— Если вам пообещают закрыть дело, но попросят публично отречься от Чубарова и приостановить его членство в Меджлисе, вы согласитесь?

— Это не вариант. Мы не можем так сделать, потому что для нас принципиально важно следовать собственным правилам. Мы в ловушке, мы не можем Чубарова поменять, как бы кто этого ни хотел, потому что мы наступим на горло собственным решениям, а это вызовет разногласия внутри сообщества, — утверждает Джелял.

Главный аргумент защиты Меджлиса, по словам Джеляля, в том, что это не общественная организация, а значит соответствующее законодательство России к нему неприменимо. «Да, в России нет правовой основы для деятельности Меджлиса, но это не наша вина», — говорит Джелял. Правового статуса у Меджлиса не было и при украинской власти, но тогда при президентах Кучме и Ющенко существовал Совет представителей крымско-татарского народа при президенте, куда автоматически входили все представители Меджлиса.

Опасений, что деятельность Меджлиса после запрета будет заблокирована, у Джеляля нет: «Нас настолько зажали и обложили, что формальный запрет ничего не меняет. Мы уже и так трансформировались — политические функции переехали в Киев, а наши текущие направления работы — правозащитное, информационное и культурное».

Он беспокоится только о том, что после формального запрета Меджлиса появятся дополнительные основания для преследования людей. «Объявление организации экстремистской открывает широкий простор не только для уголовного преследования членов Меджлиса. В иске закладывается такой неюридический термин «сторонники Меджлиса», и в дальнейшем это могут использовать, объявляя сторонником любого человека, который им не нравится», — говорит Джелял.

Этого опасаются и простые крымские татары, «Из-за высказываний [лидера Меджлиса] под одну гребенку забирают всех. В каждой семье есть кто-то, связанный с Меджлисом, и если его запрещают, то под удар попадают все», — говорит мне житель Кореиза Усеин Бекиров.

Дело о массовых беспорядках

Продолжается в Крыму и другой громкий судебный процесс, фигурантами которого являются крымские татары, в том числе другой заместитель Меджлиса — Ахтем Чийгоз. Следствие считает, что Али Асанов, Мустафа Дегерменджи, Арсен Юнусов, Эскендер Кантемиров и Эксендер Емирвалиев участвовали в массовых беспорядках в Симферополе 26 февраля 2014 года, а Чийгоз их организовывал.

В тот день под зданием Верховного совета Крыма (ныне Госсовета) проходили два митинга — сторонников территориальной целостности Украины, в том числе крымских татар, и активистов «Русского единства». Судят однако только представителей одной стороны — активисты «Русского единства» проходят по этому делу потерпевшими.

Я побывал на одном из заседаний Верховного суда Крыма по этому делу. Чийгоз, Асанов и Дегерменджи сидели в «аквариуме», а еще трое подсудимых были в зале — они под подпиской о невыезде. Началось заседание с того, что адвокат Чийгоза Николай Полозов (выкроивший время между заседаниями по делу другой его подзащитной — украинской военнослужащей Надежды Савченко) потребовал отвести судью Галину Редько за то, что она «волюнтаристским образом, самовольно и без приглашения защитника и самого Чийгоза продлила последнему срок заключения под стражей на три дня». Срок нахождения Чийгоза под арестом истекал 8 марта, однако вместо заседания о продлении срока судья Редько решила вопрос самостоятельно. «Чийгоз находится в СИЗО в несудебном порядке, и это нарушение его прав», — говорил Полозов.

Председательствующий на процессе судья невозмутимо поинтересовался у Чийгоза о том, поддерживает ли он отвод. «У нас же сейчас не 1930-е годы, когда были двойки-тройки, хотя даже тогда проходили все-таки судебные заседания. Я более года за решеткой, и раньше суд рассматривал мои доводы, но в этот раз судья позволила себе держать меня незаконно трое суток. Ни о каких нормах правосудия речь не идет», — громко сказал Чийгоз.

— То есть вы поддерживаете отвод? — уточнил судья.

— Это не просто отвод, это подрыв системы российского правосудия, если такой человек будет судьей, — ответил зампредседателя Меджлиса.

Прокурор едва слышно сказала, что отвод ничем не мотивирован и попросила его отклонить. «Она говорит такое и думает, что спроса не будет! Она что — о детях вообще не думает? Позором же их окропят за это. Как же можно до такого беспредела дойти!» — срывается на крик Чийгоз. Прокурор поджимает губы и смотрит во все стороны, но только не на Чийгоза.

Подсудимого пытаются успокоить судебные приставы, но он находит резкие слова и для них. «Завтра и вас без суда и следствия посадят в камеру, а она, — говорит он и кивает в сторону прокурора, — будет так же сидеть и одобрять».

Судью Редько, конечно, не отводят, Чийгоз и его товарищи остаются в СИЗО, а суд продолжается дальше.

У крымских татар претензий к делу о 26 февраля сразу две фундаментальные претензии. Во-первых, Джелял считает в принципе «неправомерным» для российского суда рассматривать события 2014 года, когда Крым еще был частью Украины. «Этих людей должны отпустить, закрыть дело как несостоятельное. Мы знаем, что это был определенный исторический момент, и одни люди выступали в защиту территориальной целостности своего государства, а другие люди хотели оторвать территорию. Пусть Украина решает, надо ли среди них искать сепаратистов. На следующий день непонятные люди захватили государственные здания. Эти «зеленые человечки» незаконно же сделали это — давайте их тоже судить будем», — иронизирует он.

С представителем Меджлиса согласен даже его идеологический противник из прогосударственной организации «Милли Фирка» (именно в ней состоял Кемал Куку) Васви Абдураимов: «Есть классическое правило юриспруденции, что закон обратной силы не имеет, и юрисдикция РФ на территории Крыма, ставшего неотъемлемой частью РФ, начала действовать только 18 марта 2014 года». «Чем поднимать такую шумиху по преследованию Меджлиса, де-факто прекратившего свою деятельность, правоохранительные органы лучше бы проявляли активность касательно массовых случаев коррупции и саботажа ФЦП [по развитию Крыма]», — говорит мне Абдураимов.

Во-вторых, говорит Джелял, «подобием справедливости мог бы стать суд над участниками с обеих сторон». «На видео же видно, что дерутся обе стороны, но даже на это подобие они не пошли», — констатирует замглавы Меджлиса.

Столкновение участников двух митингов на площади перед Верховным советом закончилось тем, что крымские татары ворвались в здание парламента (там их успокаивал депутат от крымских татар), а потом были вытеснены с площади. «Ну если сломали там чего-то, решите гражданским судом, пусть они возместят ущерб», — отмахивается Джелял.

Впрочем, участники тех событий с пророссийской стороны с крымскими татарами не согласны. Часть активистов выступают на процессе как потерпевшие. Один из них, Юрий Петровский, объясняет «Медузе», что на первом заседании была «нездоровая атмосфера». «Крымские татары прыгали на нас из-за спин судебных приставов и фотографировали. После этого немногие готовы идти в суд», — сказал Петровский. От дальнейшего разговора он отказался.

Член «Самообороны Крыма» Иван Исаев, который был на площади 26 февраля, всю вину за стычки у Верховного совета возлагает на проукраинскую сторону. «Была толкотня, меня помяли, струей газа попали в глаз, и я два дня ходил как будто песка мне туда насыпали. Это хорошо, что Аксенов поддержал мир и не дал нам самим ничего предпринять. Со стороны украинцев было много молодежи с «Правого сектора», ультрасы — и хватило бы искры, чтобы вспыхнуло. Они ждали, когда начнется мясорубка. Ими манипулировали, кричали, когда наступать — прослеживалась серьезная организация», — утверждает Исаев. По его словам, «ополчение» выполняло роль живого щита, а участники пророссийского митинга ни на кого не нападали.

Репрессии или право на землю

Происходящее с крымскими татарами Джелял открыто называет репрессиями. «Они хотят заставить нас молчать или уехать, а если не заставят сделать ни то, ни другое, то посадить. Каких-то перспектив в существующей реальности не видно», — печально говорит он. По его словам, большинство людей живут по принципу «только нас не трогайте». «Крымские татары получают паспорта, меняют номера на машинах, потому что хотят здесь жить и защищать свои права», — объясняет замглавы Меджлиса.

Но, по его словам, обыски и другие вещи показывают, что не зря многие сравнивают происходящее с 1930-ми: «Люди же видят, что приходят не ко мне, а к тем, кто особенно себя не проявляет». По мнению Усейна Бекирова, в зоне риска находятся все, особенно те, кто ходят в пятницу в мечеть: «Все эти запреты, судебные дела очень похожи, что нас хотят выдавить. Не только крымских татар, но и всех инакомыслящих. Депортировать нас, как в 1944 году, они не могут, время не такое. Но уезжают многие — кто на Украину, кто в Турцию. Но, по-моему, мы не для этого возвращались, чтобы уезжать».

Он рассказывает, что, с одной стороны, в России женщинам разрешили фотографироваться на паспорт в платках, но, с другой стороны, чтобы собрать людей в мечети, имам должен уведомить об этом власти (если речь не о пятничном намазе). 

Сотрудничающие с властью крымско-татарские организации отказываются называть происходящее в Крыму с их народом репрессиями. «С точки зрения правоохранительных органов никакого ущемления [крымских татар] нет. По делам «Хизб ут-Тахрир» или Меджлиса я не вижу целенаправленной антикрымско-татарской направленности. Это [мнение] находится в рамках информационной войны, которая ведется против России», — говорит «Медузе» лидер «Милли Фирки» Васви Абдураимов.

Крымские татары практически с момента присоединения к России разделились на сторонников Меджлиса и поддерживаемых властью национальных организаций (некоторые из их участников даже подписались под иском Поклонской о запрете Меджлиса). Последние пошли во власть, критикуя Меджлис за несговорчивость и обещая обеспечить крымским татарам блага от щедрой и богатой России. Но их за два года крымские татары так и не увидели.

Меджлис, по словам Джеляля, сначала тоже пытался «инкорпорироваться во власть» и поддержал тех крымских татар, которые заняли должности во власти, по вопросам языка и земельных проблем. «Посыл у Путина был такой — в Украине не было, а теперь-то будет. Но ничего собственно не появилось, — говорит Джелял. — Внесли в конституцию [Крыма] пункт про государственный крымско-татарский язык, признали, что мусульманские праздники теперь выходные для всех, дали кому-то штук 20 квартир, выдают справку о реабилитации, с которой человек может пойти в собес и получить 500 рублей прибавку к пенсии». В итоге, утверждает замглавы Меджлиса, дают ровно столько, чтобы показать, что что-то делается, но «качественное решение вопросов сохранения нации подменяют какими-то социальными вопросами».

Даже Абдураимов из «Милли Фирки», как только мы отходим от обсуждения репрессий, начинает яростно критиковать нынешние крымские власти: «Мы восприняли с большим энтузиазмом призыв нашего государства о мероприятиях по реабилитации, но пока что инициативы остались на бумаге. Заявок на справки о реабилитации подано более 52 тысяч, а получено около восьми тысяч. Идут сплошные нарушения прав крымских татар! Что касается «самозахватов» (возвращавшиеся в родные места крымские татары сами забирали себе земли, поскольку официально не могли добиться выделения участков, а старые дома были заняты — прим. «Медузы»), то к моменту возвращения Крыма в Россию граждан, претендующих на земельные участки для строительства жилья, было 12,5 тысячи. Но если в первой половине 2013 года было выдано более 3,5 тысячи разрешений, то за два года ни один крымский татарин не получил земельного участка и, более того, идет вопрос об изъятии тех земельных участков, на которые у людей уже есть первичные решения».

Джелял напоминает, что Соборной мечети, которую обещал построить для крымских татар как президент Путин, так и глава Чечни Рамзан Кадыров, все еще нет. Закрыли власти и крымско-татарский телеканал ATR, а на открытом вместо него «Миллете» оппозиционных мнений не услышать.

У русских отношения с крымскими татарами при украинском руководстве не складывались. Главным камнем преткновения были те самые «самозахваты». «Когда я учился в институте, то буквально воочию видел, как вырастали за ночь на близлежащих территориях эти вот «самозахваты» — небольшие кирпичные домики. Получалось, что им все можно, раз они захватывают землю, а государство не может им помешать», — говорит «Медузе» программист Дмитрий Иноземцев. По его словам, сейчас проблема решается с помощью амнистии (что отрицают лидеры крымских татар).

Губернатор Севастополя Сергей Меняйло в разговоре с «Медузой» о татарах высказывался весьма критично (при том, что в этом городе доля жителей крыско-татарской национальности минимальна). «Преступники не имеют национальности. Вы хоть раз слышали объявление о том, что задержано «лицо русской национальности»?» — говорил он, отвечая на вопрос об уголовных делах. Меняйло говорит, что крымских татар Украина в свое время запустила в Крым в противовес русскоязычному населению, а потом сама «огребла от них проблемы». «Беспредельничать нельзя допускать было. Самозахваты земли я видел своими глазами. Почему одним можно, а другим нельзя? Ну и что, что историческая родина?» — говорил «Медузе» губернатор. Меняйло также с гордостью сказал, что именно он не разрешил провести в Севастополе траурные шествия и митинг на площади Нахимова, «потому что нельзя отдавать предпочтение в многонациональном государстве какой-либо национальности», а татары «лезут в чужой монастырь со своим уставом».

— Крымские татары жалуются на притеснения, — говорил я губернатору.

— Нет понятия, что кто-то притесняет крымских татар, болгар, румын или греков. Нет понятия, что кто-то кому-то какие-то репрессии устраивает. Есть понятие одно — защищаются права законопослушных граждан Российской Федерации, им обеспечивается достойный образ жизни. Незаконопослушный преступник, независимо от того, татарин он или русский, должен ответить, сесть в тюрьму.

Высказывания Меняйло в Крыму вызвали скандал, однако некоторые крымские татары продолжают надеяться, что Россия их облагодетельствует. «Россия — это наше государство, это наша страна, и мы хотим, чтобы эта страна была богаче, сильнее и дружнее. Мы остаемся стойкими патриотами и убеждены, что трудности связаны с переходным периодом из-за санкций», — заверил «Медузу» глава «Милли Фирки» Абдураимов.