«Мы пожираем друг друга и самих себя» Антон Долин поговорил с режиссером «Великой стены» Чжаном Имоу

До российских экранов в середине февраля доберется «Великая стена», самый амбициозный блокбастер в истории китайского кино. Главную роль в масштабном фэнтези о чудищах, атакующих средневековый Китай, сыграл Мэтт Дэймон. За режиссуру взялся Чжан Имоу, чей авторитет на родине беспрецедентен. Он первым из всех китайцев когда-то получил «Золотого медведя» за дебютную драму «Красный гаолян» (1987), первым заслужил номинацию на «Оскара» («Цзюй Доу», 1991), завоевал два «Золотых льва» (1992, 1999) в Венеции и Гран-При в Каннах (1994), неоднократно бил рекорд самого кассового фильма в прокате КНР, а также был постановщиком церемоний открытия и закрытия Олимпиады в Пекине. «Великая стена» — упоительно глупая и поверхностная сказка, в которой два европейца совершают путешествие в Китай в надежде украсть секрет пороха, а оказываются на передовой войны местных жителей с монстрами. Антон Долин поговорил с выдающимся режиссером накануне премьеры. 

— Как начинался этот проект — это ваш замысел или продюсерский? Это сказка про драконов или история о двух европейцах в Китае? 

— Идея принадлежала продюсерам, они носились с ней целых семь лет. Многих режиссеров пытались соблазнить, но безуспешно — до тех пор, пока не наткнулись на меня. А я согласился! Меня привлекло как раз причудливое сочетание сюжетов, заложенных в изначальную концепцию: два чужестранца из Европы прибывают в Китай и натыкаются на тайную армию, которая сражается с монстрами.

Честно говоря, я решил делать этот фильм, прежде всего, потому, что никогда не снимал ничего подобного. А еще все мои предыдущие картины уж очень серьезные. Дети все время просят, чтобы я им показал что-нибудь, а у меня ничего подходящего для них нет. Ну, монстров они, естественно, обожают, как любые нормальные дети. Так что «Великая стена» — для них. 

— Обычно все истории о враждебных чудовищах и пришельцах — о «других», которые нас пугают и которых мы представляем опасными врагами. Вместе с тем «Великая стена» — фильм о невероятном союзе с «другими», то есть с европейцами. Здесь мне видится парадокс. 

— Разумеется! Именно этот парадокс — самое привлекательное в таком проекте, хотя это не интеллектуальная драма, а попкорновый блокбастер. Люди из разных культур находят в себе силы объединиться, чтобы сразиться с общими монстрами. Также надеюсь, что это поможет привлечь к фильму зрителей вне Китая. 

— Что же это за общие монстры? О каком объединении идет речь? Мы знаем, что Годзилла когда-то был метафорой экологической угрозы. А о какой угрозе сняли свой фильм вы?

— Мои чудовища — тоже своего рода метафоры. Вообще-то, я их не выдумал, а позаимствовал из древней китайской мифологии: их у нас называют Тао-те. В переводе это значит «обжора». Тао-те — воплощения алчности. Это всепожирающие монстры, чей голод неутолим. Они появляются каждые 60 лет: такой цикл более-менее соответствует смене поколений…

Мне кажется, это главная беда человечества сегодня: мы пожираем друг друга и самих себя, охваченные иррациональной жадностью. Расценивайте мой фильм как предупреждение, если хотите. 

— Нет ли здесь противоречия с тем фактом, что «Великая стена» — самый дорогой китайский фильм? Выходит, и вы охвачены этой алчностью, с которой призываете бороться.

— (Тяжелый вздох. Затем смех.) Не думал об этом раньше. Интересная мысль. А ведь вы правы. Европейцы в фильме прибыли в Китай, чтобы похитить порох. Ну а западные продюсеры прибыли в Китай, чтобы с этим фильмом завоевать наш рынок. «Великая стена» — в высшей степени капиталистический фильм, с этим не поспоришь.

— В «Герое» у вас каждая глава фильма была снята в другом цвете — красный, синий, белый. И у каждого было символическое объяснение. А здесь? Синие доспехи ваших воительниц очень живописны, неужели это просто дизайн?

— Боюсь вас разочаровывать, но так и есть. Я раскрасил «Великую стену» в разные цвета по простым соображениям — чтобы было красиво. Ну, это тоже старая китайская традиция: стараться, чтобы все выглядело эффектно и разноцветно.  

— Что в этом фильме сделано по-настоящему, а что нарисовано на компьютерах? Иногда не различишь. 

— Вот это был принципиальный момент. Когда я приступал к «Великой стене», сразу сказал: все должно быть настолько реалистичным, насколько возможно. Американцы нынче порываются на компьютерах рисовать все, что попало, но я сказал им отчетливое «нет». Слишком много таких блокбастеров, все они со стороны кажутся фальшивыми. У меня настоящая массовка, подлинные пейзажи, та самая Великая стена. Мы даже монстров старались сделать как будто настоящими. Было нелегко, однако результатом я доволен. 

— А их вы с чего срисовывали?

— Изучали старинные изображения Тао-те, разумеется. Бесконечно копались в источниках, в старинных барельефах, миниатюрах, иллюстрациях. Ох, сколько же мы об этом спорили. Самым важным было избежать инопланетности. Зритель не должен задаваться вопросом о том, как вообще подобные существа могли бы выжить на нашей планете. То есть драконы должны быть странными на вид, но не чересчур странными. Правдоподобными, если можно так выразиться. Динозавры нам очень помогли. Кстати, ученые считают, что Тао-те когда-то были динозаврами, память о которых сохранилась в мифологии. 

— Расскажите об актерах. Почему вы выбрали именно Мэтта Дэймона, Уиллема Дефо и Педро Паскаля? Или их продюсеры выбирали?

 — Мэтт всегда был одним из самых любимых моих актеров. Я действительно поклонник, все его картины пересмотрел. Давно пытался заполучить его в какой-нибудь из моих фильмов, но не складывалось. А теперь наконец-то вышло. Остальных посоветовали продюсеры. Я сказал им лишь одно: мне нужны по-настоящему хорошие актеры, профессионалы, а не какие-нибудь паршивые кинозвезды. Надо, чтобы они умели играть! Иначе никак не преодолеть наш языковой барьер. Педро и Уиллем не подвели. А Мэтт очень много мне помогал, все время предлагал идеи. Был чуть ли не ассистентом режиссера. Я в нем не обманулся. 

— Неизбежный вопрос об «Игре престолов». Музыку вам написал композитор «Игры престолов» Рамин Джавади; Педро Паскаль играл в сериале одну из важных ролей. Более того, в основе «Игры престолов» — такой же образ огромной стены, из-за которой человечеству угрожают неведомые твари. Неужели все это случайные совпадения?

— Совпадения, верьте или нет. Вообще-то, в Китае «Игра престолов» очень популярна, так что мне довелось видеть две-три серии, но ни в одной из них не было пресловутой стены. Я и не знал, что там есть стена и битвы вокруг нее. Что до Педро, вот вам самая странная деталь о нем: он, как выяснилось, мой фанат, смотрел мои фильмы с детства!

Сначала я не поверил, но он начал углубляться в детали, и пришлось признать: он действительно знает мои картины практически наизусть. Причем все. У него в детстве рядом с домом был кинотеатр арт-кино, где их почему-то показывали. С Рамином сложилось случайно. Я услышал его музыку, сразу влюбился в нее, и только потом мне рассказали, что он работает на «Игре престолов». Короче говоря, называйте это совпадениями, но мы в Китае считаем, что здесь уместнее другое слово: судьба. 

— Что для вас Великая китайская стена? Почему этот образ так важен?

— Великая стена знаменита в Китае. Едва ли не чрезмерно знаменита. Это культурный символ, воплощающий единство и силу духа народа. Символ Китая, одним словом. В моем детстве я только о ней слышал. 30 лет назад впервые увидел: приехал в Пекин и первое, что сделал, — забрался на стену. Невероятное воспоминание, которое мне не с чем сравнить. Может, это и банально, но никуда ни мне, ни другим китайцам — в каком регионе они бы ни родились — от этой стены не деться.