Ученик авангардиста, любимчик министра Как бывший нонконформист Салават Щербаков стал главным официальным скульптором России. Репортаж Ксении Леоновой

В 1990-х и 2000-х самым востребованным скульптором в России был Зураб Церетели — любимец Юрия Лужкова. В 2010-х его сменил Салават Щербаков — скульптор, получающий больше всего заказов от Российского военно-исторического общества, которое курирует министр культуры Владимир Мединский. Щербаков, в юности друживший с авангардистами и увлекавшийся соц-артом, теперь стал первым выразителем государственной идеологии в камне: именно он изваял главные памятники последних лет — статуи Владимира Великого и оружейника Михаила Калашникова. Специально для «Медузы» спецкор РБК Ксения Леонова выяснила, как Щербаков превратился из нонконформиста в консерватора, каким образом пришел к успеху и как ему в этом помогли Мединский, Владимир Путин и Илья Глазунов — а еще причем тут московский Музей восковых фигур.

27 декабря 2012 года, за три дня до Нового года, в центре Москвы, неподалеку от Дома правительства под тяжелым липким снегом без шапок стояли главные чиновники российского государства: мэр Москвы Сергей Собянин, министр обороны Сергей Шойгу, министр иностранных дел Сергей Лавров и другие министры федерального правительства. Чиновники держали в руках красные розы. Обычно новые памятники в Москве открывают с куда меньшими почестями — но это был особый случай: речь шла о памятнике царскому премьеру Петру Столыпину — и на церемонию ждали самых высоких гостей. Владимир Путин и Дмитрий Медведев опоздали, по меркам президента, ненадолго — всего на полчаса.

В стороне от чиновников держались несколько человек, среди них выделялся высокий мужчина с выразительной лысиной и седой бородой. Это был руководитель авторской группы памятника — скульптор Салават Щербаков. Вероятно, он нервничал: макеты монумента Столыпину Владимир Путин отбирал лично — но финальный вариант фигуры несколько отличался от согласованного с президентом.

Главные люди государства собрались на открытие одной из почти восьмисот московских скульптур неслучайно: в каком-то смысле это был памятник самому Путину. В 2012 году Столыпину исполнялось 150 лет, и аналогия между нынешним президентом и тогдашним премьером, не понятым современниками эффективным менеджером-патриотом, который отсрочил революцию на несколько лет, стала среди российских государственников от культуры общим местом. Депутат Госдумы Владимир Мединский написал об этом программный текст (и через четыре месяца после его публикации стал министром культуры). Режиссер Никита Михалков снял документальный фильм. Бывший минкультовский чиновник Павел Пожигайло создал фонд изучения столыпинского наследия и вместе с художником Ильей Глазуновым придумал поставить Столыпину памятник. Как сообщал канал НТВ, Владимир Путин заставил министров пожертвовать в счет проекта месячную зарплату и лично отдал на монумент порядка 300 тысяч рублей.

Тремя победителями конкурса на макет памятника стали Щербаков, Андрей Ковальчук (еще один скульптор, в последние годы реализующий множество госзаказов) — и проект студентов глазуновской академии, братьев Антона и Михаила Плохоцких. Как вспоминает в разговоре с «Медузой» Павел Пожигайло, когда он показал макеты Путину, тот, не задумываясь, выбрал молодых скульпторов. Пожигайло поясняет: «Они и в народном голосовании лидировали, и идейно было важно, что [памятник] сделают молодые, да еще и выпускники Глазуновки».

Однако через полгода после старта работ Салават Щербаков убедил Илью Глазунова, негласно курировавшего студентов, что молодые скульпторы могут не справиться с задачей: у них не хватит опыта, чтобы уложиться в сроки сдачи памятника. Плохоцких фактически отстранили от руководства проектом (сами они отказались давать комментарии «Медузе»). Щербаков возглавил авторскую группу — и с тех пор, несмотря на то что работы шли по макету Плохоцких, Щербакова в официальных документах, новостях и пресс-релизах стали называть автором скульптуры. Об этом «Медузе» рассказали сразу два источника из комиссии, отбиравшей конкурсные проекты памятника Столыпину. Салават Щербаков подтвердил, что в проект его ввел Илья Глазунов, однако не захотел комментировать подробности.

Столыпин: найди лишнее

Владимиру Путину понравился памятник — и этот проект хорошо сказался на карьере Щербакова, которая к тому времени уже начала идти в гору. Когда через два года после открытия монумента Российское военно-историческое общество утвердило программу монументальной пропаганды, воплощать ее в жизнь доверили в первую очередь именно Щербакову. Ему же начали отдавать и другие символические для государства скульптурные проекты — например, памятник Владимиру Великому на Боровицкой площади и памятник Михаилу Калашникову в Оружейном сквере. Художник, который в 1990-х вынужден был работать для казино и музея восковых фигур, сегодня стал крупнейшим российским скульптором. Если верить официальному сайту Зураба Церетели, тот к своим 83 годам сделал 118 монументальных работ. В послужном списке 62-летнего Салавата Щербакова, предоставленном им «Медузе», таких работ 120.

Авангардист

Сын башкира, выросшего в детском доме в Оренбургской области, Салават Щербаков родился в 1955 году и после школы взял фамилию матери. Поскольку о родственниках отца — Александра Ишкильдина — в семье ничего не знали, дома особенно трепетно относились к предкам будущего художника по материнской линии. По следам деда, работавшего скульптором, Салавата в семь лет отдали в кружок скульптуры во Дворце пионеров; еще в детстве Щербаков увлекался самбо — и даже, по его словам, участвовал в одном соревновании в Ленинграде с юным Владимиром Путиным (правда, они выступали в разных возрастных категориях). Много лет спустя, когда они познакомились с президентом, Щербаков, как он теперь рассказывает, попросил Путина поставить автограф на одном из журналов для самбистов.

Когда Щербакову исполнилось 16, в его кружок пришел преподавать Борис Орлов — один из виднейших советских художников и скульпторов-нонконформистов, пластически разрабатывавший идеи соц-арта. Именно его автор памятников Калашникову и Владимиру называет своим главным учителем. С Орловым Щербаков не перестал общаться, и когда поступил в Строгановку; был он вхож и в круг учителя, которому принадлежали поэт Дмитрий Пригов, художники Ростислав Лебедев и Игорь Шелковский.

Молодые авангардисты регулярно устраивали выставки-однодневки, в которых вскоре начал принимать участие и Щербаков — правда, под именем Вячеслав. «Он во всех интервью говорит, что это имя было дано ему при крещении после окончания вуза в 1978 году. Но именно так он представлялся еще во время учебы в Строгановке, так что большинство сверстников до сих пор называет его Славой», — рассказывает один из однокурсников Щербакова, попросивший не называть его имени. «Он был одним из самых перспективных авангардных скульпторов, очень инициативным и не боявшимся экспериментов, — добавляет Борис Орлов. — Его ждало большое будущее».

Художник Олег Кулик вспоминает, что познакомился с Щербаковым в 1981-м, когда тоже попал в круг Орлова. «Я увидел скульптуру — облако и солнце, высеченные из дерева топором. Представляете? Топором! Спросил Борю [Орлова], не его ли это работа, — вспоминает художник. — Нет, ответил тот. Это Славы. Так мы и познакомились. Слава, безусловно, был одним из самых талантливых скульпторов». Посмотреть на ранние скульптуры Щербакова сейчас невозможно — сохранились ли они, неизвестно; разговаривать о них с «Медузой» он не захотел; в списке, который Щербаков предоставил «Медузе», их нет — в качестве первой работы там указана скульптура сподвижницы Екатерины Великой графини Дашковой, сделанная в 1983 году.

Кулик с Щербаковым сдружились и впоследствии не раз делали что-то вместе — даже когда скульптор уже практиковал совсем другие методы работы. Например, когда в 2002-м Кулик работал над композицией «Теннисистка» — восковой фигурой теннисистки (похожей на Анну Курникову), изображенной в момент «рождения» удара, — лепить ее он пригласил именно Щербакова, и они вместе ходили по родильным домам и изучали выражение лиц рожающих женщин. «Кулик предложил Салавату поставить и его фамилию под работой, но Салават ответил — это твоя идея, значит, и автором быть тебе», — вспоминает Орлов. Такая же история произошла несколькими годами позже, когда Щербаков вылепил для Кулика Льва Толстого — в инсталляции Кулика писатель сидел в прозрачном кубе в окружении живых куриц, которые гадили ему на голову; за свою работу Щербаков денег не просил и имени своего не указывал. «Слава — очень честный человек, — подтверждает Кулик. — Его за это и любят все эти веселые коррупционеры от государства — точно знают, что Щербаков их не сдаст».

В 2007 году, когда Кулик организовывал «Верю» — первую большую выставку на только что открывшемся «Винзаводе», — он снова позвал сотрудничать Щербакова. Тот представил работу под названием «XENIA» — в честь блаженной Ксении. «Это был портрет девушки с огромной мраморной грудью, — вспоминает Кулик. — Помню, к нам на выставку пришел человек из РПЦ. Посмотрел все работы. Единственной, которая вызвала у него недовольство, была как раз работа Славы».

В декабре 2007 года представители РПЦ открыли в Москве на Мясницкой мемориальную доску патриарху Алексию I. Сделал ее Салават Щербаков.

Монументалист

В начале 80-х Щербаков, как вспоминает Орлов, забросил авангард и увлекся консервативной монументальной скульптурой, основным заказчиком которой и тогда, и сейчас выступало государство. Сам Щербаков в разговоре с «Медузой» трижды пытался ответить на вопрос, чем была вызвана радикальная перемена в его творчестве — и в конце концов сравнил себя с все тем же Львом Толстым, которого лепил для Кулика (а еще — в 1980-х; это единственный человек, к портретам которого скульптор обращался дважды). «Толстой — он босиком ходил, опрощенец. Вот и я — скульптор-опрощенец. Я лепил все время — это был такой поиск: я и так, и так попробую, — говорит Щербаков. — А потом решил, что хочу все упрощать и другого мне не надо. Этот радикализм в упрощении я привнес в консерватизм из авангарда».

По словам Орлова, в его кругу «архитектурно-монументальная классика считалась ремеслом, в котором невозможно предложить новации», — и Щербакова за такой выбор «многие упрекали». Сразу несколько собеседников из окружения Щербакова сказали «Медузе», что его решение было обусловлено желанием получить госзаказы — в 1979-м у Щербакова родился сын Сергей, семью нужно было чем-то кормить, а скорого распада СССР скульптор предвидеть не мог. Орлов, однако, не склонен считать ученика конъюнктурщиком. «Андеграунд в 1980-х стал выбираться из подполья. И в 90-е все недавние друзья-авангардисты Щербакова колесили по всему миру, выставлялись в Европе и США, — рассуждает Орлов. — Салават, безусловно, тоже мог бы ездить по приглашению западных галерей, если бы захотел». Сам Щербаков утверждает, что «просто нашел свой стиль и уже не мог иначе».

Новые работы Щербакова оказались востребованными не сразу. За двадцать лет, прошедшие с момента смены творческих ориентиров, он сделал меньше двух десятков памятников и не то чтобы очень заметных: в основном это были бюсты и скульптуры деятелей советской истории и надгробия. В этом была своя логика: с началом перестройки государственное финансирование памятников в СССР резко сократилось; потом государство и вовсе сосредоточилось на продаже и разрушении монументов прошлого — с 1982-го до 1990 года количество памятников истории и культуры в РСФСР уменьшилось в четыре раза.

Девяностые Щербаков вспоминает как время нищеты. «У нас тогда была такая деятельность у скульпторов, очень трудная, — рассказывает он. — Мелкая скульптура, которую отливали на разваливающихся заводах и отправляли за границу в художественные салоны в три раза дешевле, чем она стоила. Я тогда очень много сделал станковых вещей». Кроме того, в первое постсоветское десятилетие скульптор зарабатывал тем, что делал лепнину для казино Golden Palace и ресторанов, а также лепил для владельцев домов на Рублевке и «новых русских» — от скульптур слонов до фигурок жен и любовниц предпринимателей. (Коллега Щербакова Андрей Ковальчук поясняет: «Тогда все так зарабатывали, это было абсолютной нормой».) Ваял Щербаков и поп-звезд с прочими знаменитостями. «Он сделал в общей сложности более десятка фигур, — вспоминает директор Музея восковых фигур Алексей Афанасов. — Не отдавал работу, пока она не начинала нравиться ему самому. Например, Валеру Леонтьева делал два года. То нос был недостаточно орлиный, то скулы слишком высокие. Я уже ему говорю: „Оставь, Салават, ну его!“ А он все-таки доделал — одна из лучших наших работ получилась».

Бизнесмен

В 1997 году московскому Музею восковых фигур понадобилась фигура художника Ильи Глазунова. «Мы пригласили Глазунова к нам в мастерскую, — вспоминает Афанасов. — Он пришел с двумя охранниками и, услышав, что будем делать с него восковой слепок, занервничал. Повернулся к охранникам и велел в случае чего стрелять». Лепил художника Щербаков — и результат Глазунову очень понравился: по словам Афанасова, скульптор художника «обаял». Через пару лет Глазунов даже попросил отлить верхнюю часть скульптуры в бронзе, чтобы установить в своей Академии, — бюст находится там до сих пор.

Несколько лет спустя это знакомство Щербакову пригодилось. В 2001 году влиятельный скульптор Александр Бичуков, полковник МВД и автор памятника Дзержинскому на Петровке, решил оставить кафедру скульптуры, которую он возглавлял в созданной Глазуновым Российской академии живописи, ваяния и зодчества с момента ее основания. По словам трех источников из окружения Бичукова, он несколько месяцев искал преемника и рассматривал сразу несколько кандидатур. Исполняющим обязанности уже был назначен один из сотрудников факультета — скульптор Лев Матюшин, но через несколько недель его заменили Щербаковым, и решающую роль в этом сыграл именно Глазунов.

«У Салавата есть три главные одаренности, благодаря которым он столько достиг, — считает его учитель Борис Орлов. — Во-первых, безусловная художественная, во-вторых, он отличный менеджер сам себе и другим. И в-третьих, Салават — большой умелец дружить и поддерживать контакты». «Салават гениален в продвижении собственного бренда, а для заказчиков это очень важно», — признает скульптор-конкурент Андрей Ковальчук. «У Щербакова было огромное достоинство, которое так ценят заказчики, — объясняет его коллега Геннадий Правоторов. — Он не сорвал сроков сдачи ни одного памятника, очень четко все контролирует». Восемь других опрошенных для этого текста скульпторов также назвали среди главных достоинств Щербакова умение дружить, активное участие в тендерах и продюсерский талант — впрочем, отмечали они и его навыки как портретиста. Сам Щербаков отрицает, что Глазунов как-то способствовал его карьерному росту.

После начала работы в Глазуновке число работ Щербакова выросло в несколько раз. Если с начала 90-х по 2002 год он сделал всего восемь крупных произведений (включая три надгробных памятника), то с 2003-го по 2009-й — свыше 35 работ. Тогда же у Щербакова стало появляться все больше клиентов-госструктур: РЖД, МЧС, МВД, правительство Азербайджана и так далее. Впрочем, хватало и частных заказов — скажем, в 2004 году по проекту Щербакова и его сына на улице Руставели даже установили памятник плавленому сырку «Дружба».

Один из самых крупных проектов Щербакова тех лет предназначался для мэрии Москвы — скульптор сделал аллею космонавтов и памятник конструктору Королеву на ВДНХ. Получить такой заказ в те годы было непросто — главным фаворитом мэра Юрия Лужкова считался Зураб Церетели, который участвовал в конкурсе, выигранном Щербаковым. Сам Церетели отказался обсуждать Щербакова с «Медузой», источник в его окружении пояснил, что скульпторы часто видятся на официальных мероприятиях в Кремле. Щербаков в разговоре с «Медузой» заявил, что выиграл конкурс, какие «теперь уже не проводятся», честно, однако не упомянул, что в его проекте для ВДНХ также участвовал Игорь Воскресенский, один из самых влиятельных московских культурных чиновников, работавший в то время главным художником Москвы.

Партнерство с Воскресенским принесло Щербакову один из крупнейших заказов в его карьере (получить комментарий самого Воскресенского «Медузе» не удалось). В 2007 году в России вступил в силу закон о городах воинской славы — этого звания должны были удостоиться десятки городов по всей России, и в каждом из них по такому поводу предполагалось воздвигнуть подобающую стелу. Через год тендер на типовой проект стелы выиграл творческий коллектив из четырех человек: Воскресенского, Щербакова, его родной сестры Гулии Ишкильдиной (продолжающей носить фамилию отца), и его зятя Василия Перфильева (который, в свою очередь, приходится сыном минкультовскому чиновнику Василию Перфильеву). За последние десять лет стелы поставили в сорока с лишним городах — от Владикавказа до Петропавловска-Камчатского.

Щербаков не только поучаствовал в создании макета стелы, но еще и строил некоторые из них. Принадлежащая Щербакову и его сыну компания «ВИП Сервис Проект» выиграла конкурсы на строительство стелы для Можайска (21 миллион рублей), для Петропавловска-Камчатского (32 миллиона рублей), а также на изготовление барельефов для стелы в Тихвине (10 миллионов рублей).

Возведение стел инициировал российский организационный комитет «Победа», который Владимир Путин создал и возглавил в 2006 году: сначала его идея заключалась в том, чтобы государство правильно рассказывало гражданам о победе во Второй мировой, а потом — чтобы комитет начал вести работу по патриотическому воспитанию россиян. Одна из главных задач комитета — выработка ключевых направлений госпропаганды на постсоветском пространстве. По словам источника из окружения Щербакова, «проект стел стал для Салавата входным билетом в мир монументальной госпропаганды, за которую теперь фактически отвечает [министр культуры Владимир] Мединский».

Государственник

1 сентября 2011 года, за полгода до того, как стать министром культуры, Мединский отводил сына в школу № 19 имени Белинского. Как рассказывает источник из окружения Мединского, там чиновник увидел стенгазету, в которой было написано, что школу закончило целых пять героев Советского Союза, — и возмутился, что в школе нет ни мемориальных досок, ни памятника. Мединский уговорил родительский комитет скинуться на мемориальную доску, а заказать ее решил Илье Глазунову. Глазунов, в свою очередь, отдал подряд одному из учеников Щербакова; результатом Мединский остался очень доволен — и после этого они начали общаться с Глазуновым, с которым раньше были знакомы шапочно, чаще.

Сам Салават Щербаков, как он рассказал «Медузе», познакомился с министром летом 2012 года на открытии памятника Победы в израильском городе Нетания — впрочем, и это знакомство поначалу было поверхностным. Изменилось все после того, как Щербаков сделал памятник Столыпину, а Владимир Путин подписал указ о создании Российского военно-исторического общества (РВИО), которое возглавил Мединский. Одной из главных задач организации, согласно ее уставу, стало «сохранение и восстановление всех видов и наименований памятников военной истории России». С вопросом, кто же может заняться этим важным делом, Мединский обратился к Илье Глазунову — и тот, по словам источника из окружения министра, отрекомендовал Щербакова. Так Салават Щербаков превратился в важнейшего государственного скульптора, которому поручают создание памятников с особой символической нагрузкой.

«Фактически, задача РВИО — реализовывать направления, которые придумывает „Победа“», — говорит источник из окружения Мединского, указывая на то, что многие члены оргкомитета являются почетными членами РВИО (сам Мединский, генерал в отставке Махмут Гареев, министр связи Николай Никифоров, зампред правительства Дмитрий Рогозин, министр транспорта Максим Соколов). Деньги на новые памятники РВИО собирает с участников — среди них полтора десятка окологосударственных бизнесменов: например, глава «Ростеха» Сергей Чемезов, совладелец холдинга «Промсвязькапитал» Алексей Ананьев, миллиардер и друг Владимира Путина Аркадий Ротенберг и один из крупнейших владельцев коммерческой недвижимости в Москве Год Нисанов.

Жертвуют на проекты, которые затем нередко реализовывает Щербаков, и культурные институции: для сбора средств на строительство памятника героям Первой Мировой войны МХТ имени Чехова показывал спектакль «Белая гвардия»; Большой театр — «Тоску», а в Театре российской армии выступили Александр Розенбаум, Иосиф Кобзон, Надежда Бабкина и Татьяна Буланова.

В благодарность РВИО иногда размещает на барельефах памятников лица жертвователей — как рассказывает один из учеников скульптора, сам Щербаков называет это «секретиками». Один из таких секретиков можно обнаружить и на барельефе под статуей князя Владимира на Боровицкой площади — как утверждает собеседник «Медузы», знакомый с процедурой установки памятника, там изображен владелец торгового центра «Европейский» Год Нисанов.

Владимир: найди лишнее

Памятник Владимиру, который собеседники «Медузы» в художественной среде называют худшим проектом Щербакова, стал первой работой скульптора, о которой узнали решительно все (в частности, из-за того, что против установки памятника многие протестовали). Щербаков опять получил проект благодаря Глазунову, который выбрал скульптора по личной просьбе Мединского (Щербаков в разговоре с «Медузой» подтвердил, что события развивались именно так). Поначалу 25-метровый монумент планировали установить рядом с главным зданием МГУ — однако после массовых протестов сотрудников университета, местных жителей, а также преподавателей и студентов его перенесли в самый центр города и немного уменьшили.

Как и в случае с памятником Столыпину, открывать Владимира пришли первые лица государства, включая Путина и патриарха Кирилла. Были здесь и более скромные гости — например, еще один учитель Щербакова, скульптор Александр Семынин. Как утверждают два очевидца событий, последний во время церемонии отказался подать руку своему ученику. 

Ударник

По данным РВИО, за последние пять лет организация установила 120 памятников и более двух тысяч мемориальных досок. Главным скульптором общества является именно Салават Щербаков: его коллеги Андрей Ковальчук и Александр Рукавишников получают, по их собственным словам, существенно меньше заказов). По оценкам Щербакова, с момента создания РВИО он сделал более сорока памятников. 

На создание каждого из них уходит около двух месяцев. Над работами Щербакова трудится целая мастерская — в ней, по словам скульптора, работают около 30 человек. При этом, как рассказывает помощник Щербакова, эскизы и лепку всех памятников скульптор делает сам, у команды же более техническая работа — изготовить каркас, набрать на него глиняную массу, заняться формовкой, литьем и подбором патины для тонировки. Рабочий день Щербакова начинается в 9-10 утра в основном офисе на Белорусской, а заканчивается за полночь в мастерской на Улице 1905 года, куда, разобравшись с рутинной работой, Щербаков отправляется лепить новые памятники. Два раза в неделю Щербаков бывает в Глазуновке, где он по-прежнему возглавляет кафедру. «Я не являюсь большим поклонником Салавата, но все равно признаю — он очень трудолюбив, — говорит знакомый Щербакова. — Возможно, все дело в девяностых. Он ведь тогда и с бандитами общался, и за любую работу брался. Так что теперь голоден до заказов».

При таких темпах работы регулярно возникают ошибки. В мае 2013 года в Москве был открыт памятник патриарху Гермогену, но один из украшавших монумент барельефов пришлось перезаливать: Щербаков неправильно изобразил клобук — головной убор епископов. В октябре того же года обнаружились орфографические ошибки на обелиске к 400-летию дома Романовых. В мае 2014 года на монументе «Прощание славянки» на Белорусском вокзале нашли немецкие карабины вместо русских винтовок Мосина. В 2015-м выяснилось, что туловище скульптурного Григория Булатова (один из советских солдат, установивших красный флаг на здании Рейхстага 30 апреля 1945 года, — прим. «Медузы») в Кировской области полностью совпадает с туловищем бронзового разведчика в Белгородской области. «Щербаков выполнял монументальные композиции даже по поручению Владимира Владимировича Путин, — сетовал тогда глава местного отделения „Единой России“. — И многие работы он выполнял именно в авральном режиме».

В сентябре 2017 года в Оружейном сквере открыли еще один памятник работы Щербакова, вызвавший большую общественную дискуссию, — 7-метровую статую изобретателя автомата АК Михаила Калашникова. Вскоре выяснилось, что вместо схемы самого автомата на барельефе изображена схема немецкой штурмовой винтовки, которую иногда называют прообразом разработки Калашникова. «Это очень маленькая фоновая вещь. Я даже удивляюсь, как ее разглядели, — недоумевал тогда сам Щербаков. — Мы ее брали из источников. И там где, мы ее брали, написано „Автомат Калашникова“. Что-то из интернета». В итоге барельеф пришлось демонтировать.

Калашников: найди лишнее

Впрочем, на мнение заказчиков все эти инциденты, судя по всему, никак не повлияли. «Это один из лучших скульпторов России, человек творческий», — так ответил директор Российского военно-исторического общества Владислав Кононов на вопрос «Медузы» о том, как в организации относятся к ошибкам Щербакова.

Сам Щербаков обижается, когда его называют «придворным скульптором». «[То, что якобы] мне как любимчику отдают что-то — все это клевета наглейшая, ложь и чушь! — кипятится скульптор. — Нет тут ни родственников, ни взяток — ничего такого вообще. Просто люблю свою работу».

«Им там во власти сейчас нахер не нужно содержание, только форма, — подытоживает Олег Кулик. — Вот и Слава нахер отказался от всякой манеры. И лепит строго форму. Вы посмотрите на Калашникова — нет другого в мире памятника с выглаженными стрелками на штанах, я специально смотрел! Так что Слава не придворный скульптор. Он — настоящий концептуалист».