«Ребята, вы правильно нас ругаете, но будьте чуть-чуть терпимее» В прокат вышли «Три богатыря и наследница престола». Режиссер Константин Бронзит рассказал, как создавался мультфильм

27 декабря в прокат вышел мультфильм «Три богатыря и Наследница престола». Его режиссером и сценаристом выступил аниматор Константин Бронзит. В 2004 году он снял картину «Алеша Попович и Тугарин Змей» — первую в серии фильмов про трех богатырей. С тех пор «Богатыри» стали самой успешной российской мультипликационной франшизой, а Бронзит 14 лет над ними не работал. Зато получил две номинации на «Оскар» за другие мультфильмы: «Уборная история — любовная история» и «Мы не можем жить без космоса». Перед премьерой «Наследницы престола» кинокритик Антон Долин обсудил с Бронзитом его возвращение в проект, героев мультфильма и работу студий Disney и Pixar.

— Прошло изрядное количество лет, и ты возвращаешься к франшизе, которая давно стала хитовой, успешной и живет без твоего режиссерского и авторского участия. Это случайно произошло или было запланировано?

— Я создал этот мир, и он уже давно не принадлежит мне. Если бы я это чуть-чуть раньше почувствовал, наверное, вообще не взялся бы за этот фильм. Почему взялся? За все эти 14 лет я сделал три авторских фильма. С точки зрения простого зрителя, они все немножко мрачноватые, о чем-то своем, внутреннем. Это такая параллельная вселенная, которая, наверное, есть у каждого режиссера. Тем более — режиссера авторского кино. А в этом предложении я вспомнил себя из «прошлой жизни» — в конце концов, я люблю веселое кино! Был же у меня когда-то «На краю земли», простой комедийный фильм, чтобы повеселить себя и других. Я почувствовал эту возможность, и мне стало действительно интересно. Это было единственное условие! Если было бы неинтересно, если бы не было этого азарта, я бы, конечно, не взялся.

— Огромное количество людей принимало участие, выстраивая этот мир. Когда ты его создавал в «Алеше Поповиче», он был совсем небольшим. Потом стал разрастаться до размеров целой вселенной. И как он тебе сейчас?

— Первый фильм, «Алеша Попович», ясно запомнился зрителям. Прошло полтора десятилетия, но его помнят и любят. А что его отличало? Почему он не похож на все остальные фильмы? Потому что там была очень персональная история. Она была практически личной. Не моя, но главного персонажа. Начиная со второго фильма это утратилось. Несмотря на то, что второй и третий фильмы тоже были про отдельно взятых богатырей, Добрыню и Илью, там не было таких ощущений личных качеств героя. Первый фильм крутился вокруг Алеши. Все остальные — непонятно вокруг чего. Наверное, так и начала создаваться вселенная. Персонализация утратилась, и я боюсь, что в «Наследнице престола» я не смог ее вернуть.

— Что и на каком этапе пошло не так? Это вопрос сценария и диалогов? Рисунка, портретных качеств? Что самое важное?

— Все это должно присутствовать. Но ты абсолютно правильно начал с главного — это сценарии и диалоги. Почему так получилось? Потому что в первом фильме сценарий был, все-таки, про этого персонажа, Алешу. Пусть все и переписывалось на ходу. А дальше уже, вроде как, техническая задача — правильно нарисовать, подобрать голос.

— До какой степени у тебя была власть над сюжетом и сценарием в «Наследнице престола»?

— Мы с продюсерами это никак это не обсуждали, но как-то они почувствовали, зная меня, что свобода в работе мне необходима. Если бы я не мог вторгаться в сценарий, а он был чудовищным… Логичный вопрос: а зачем тогда взялся? Ну потому что я правда соскучился, захотел драйва. И вторгался в сценарий, как считал нужным. Но было ясно — да, я могу менять сцены, ситуации, фразы, диалоги, но чего я не смогу поменять, так это самой цепочки событий. Князю стало плохо, он послал богатырей в Царьград — и дальше по «алфавиту сценария». Эту прямолинейную, почти примитивную историю я изменить не мог. И это видно сейчас по фильму.

Шутками, конфетти, всем возможным режиссерским инструментарием я разнообразил действие, развесил эту гирлянду, но все время бился лбом об историю. Она простая и очень плоская, как анекдот. Если бы люди знали, из какого сценария мне пришлось делать кино, мне поставили бы памятник. Но кому нужны эти оправдания? Поэтому ругать будут, в том числе, и меня. Что ж, некоторые сценарии не лечатся, они выкидываются, и просто пишется новый. Однако я вывел для себя один тезис, пройдя этот путь. Сценарий может быть чьим угодно и каким угодно, условие всего одно: режиссер должен иметь право его менять.

— Какими изменениями ты доволен и гордишься? Какими персонажами, поворотами?

— Если персонаж, то, конечно, это сын Василевса Леонид. Кстати, ты заметил, что он говорит моим голосом? Он яркий! В нем этой яркости, анти-притягательности, гораздо больше, чем в плоском и картонном Добрыне или Илье. Они — персонажи-функции, кочующие из фильма в фильм и ничем не привлекательные. Поэтому на Леониде я оттянулся. Я вдруг увидел, каким дебилом его можно сделать.

Мне очень нравится линия с почтовым голубем — в сценарии, опять же, она была совсем не такой. Там он пару раз полетал туда-сюда с разными записками, которые были честно прочитаны, и дальше это ничем не кончалось. А меня вдруг осенило: пусть он одну и ту же записку туда-сюда носит! Пусть эта глупость происходит. На премьере в Петербурге, как только закончился фильм, какая-то женщина из гостей очень серьезно и громко, чтобы все ее слышали, сказала: «Как же так можно с голубем! Нельзя так, это невозможно!». Голубь явно ее торкнул, и она распереживалась.

— Этот упрек похож больше на комплимент.

— Именно так! Еще я горжусь эпизодом с рыбалкой. Мне кажется, он получился очень смешным. В сценарии ситуация и действия были совсем другими! Несмотря на присутствие в сцене Юлия, все было откровенно вялым, и я, как мог, попытался придать действиям динамику. Очень нравится эпизод, когда князь перестает храпеть, и бояре думают, что он умер. Все это разбросано по фильму.

— Какие у тебя отношения на протяжении всех этих лет, и особенно сейчас, с конем Юлием? Это персонаж, который, с одной стороны, считается душой франшизы, а с другой — давно всех бесит, как Джа-Джа Бинкс в «Звездных войнах».

— В твоем вопросе уже есть ответ. Юлий меня слегка раздражает своим однообразием. Но мы, видимо, опять упираемся в законы жанра — Юлия здесь сделали главным развлекательным элементом. Все внимание уделяется его чрезмерно клоунскому, экстравагантному поведению. Из яркого персонажа он так же быстро превратился в плоскую функцию. Что делать — больше во всех этих фильмах развлекаться зрителю нечем. Нет, вру. Князя любят. Более того, я тут недавно увидел рейтинг в интернете. По уровню зрительской любви князь на первом месте, и только после него — Юлий. Все-таки князь действительно комичен, у него есть свой характер, это правда.

— Как тебе кажется, любовь к князю — это не отражение нашей любви вообще к любой власти? Князь — олицетворение всех пороков, которые только могут быть у руководителя. При этом он правит бессменно, и все положительные персонажи не оспаривают его авторитет, а подчиняются ему безоговорочно.

— Все так и есть. С экрана, при всех пороках князя, на зрителей льется ощущение, что он добрый. Непонятно почему! Кстати, может быть, это ответ на вопрос, который мне часто задают: «Как вы думаете, почему так популярны „Богатыри“?» Вот мы в какой народный гипофиз попадаем.

— Почему же князь продолжает править государством?

— Потому что кругом дебилы.

— Еще одна причина, конечно, в том, как великолепно князя озвучил Сергей Маковецкий.

— Да. Профессиональный человек, все схватывает на лету. Правильно, по-актерски покорный, в самом лучшем смысле. Сразу четко улавливает задачу; он всегда готов сделать дубль. Перефразировать что-то, попробовать так-сяк. Это очень полезная гибкость, хорошая, правильная. Он суперпрофессионал. Он ведь даже внешне немного похож на своего персонажа! Я не к тому, что с него срисовывали: этого не было. Но случилось такое попадание. То самое, которое решает почти все для таких персонажей. Это как у Евгения Леонова с Винни Пухом.

— Как ты относишься к мнению о «Богатырях» как о проекте идеологическом, который воспевает великую Русь и порицает неприятелей, в кругу которых мы испокон веков якобы находимся?

— Специально на эту педаль, я знаю, никто не давит. Собственно, я тоже этого не делаю. Возможно, это получается само собой. Мы же в социуме живем, наш организм на это реагирует.

— А как ты сам объясняешь популярность «Богатырей»?

— Черт его знает, Антон. У меня нет ответа. Случилась своеобразная формула успеха. Кто знает, из чего она складывается? Сколько кинокомпаний — мировых, не только наших — мечтали бы о таком успехе хотя бы на своем рынке! Здесь случилось. Сейчас я могу бить себя кулаком в грудь и говорить: потому что «Алеша» был хороший. Но это же не совсем так. Можно вспомнить 2004 год. Российской полнометражной мультипликации не было вообще! Были прекрасный Disney, изумительный Pixar. Но, видимо, людям захотелось чего-то своего, родного, основанного на фольклоре. Наверное, что-то легло. Но это только догадки.

— Ты оговорился про Pixar и Disney, как ты вообще к ним относишься? Они для тебя воплощение мирового зла и капитала? Или воплощение недостижимого идеала?

— Второе. Для меня это великие учителя. Я учусь у них, как и многие мои коллеги. Мы все это смотрим профессиональными глазами и пытаемся мотать на ус. Да, у нас нет таких денег, но дело не только в бюджетах, мы в принципе так не умеем. Смею утверждать, мы все в этом мире в большей или меньшей степени самоучки.

У нас нет такой колоссальной школы, именно учебных заведений. Там они мощнейшие. Там институты реально поставляют специалистов. К тому же эти студии, эти монстры, покупают лучших людей по всему миру. Там увидишь китайцев, украинцев, русского, болгарина: все они лучшие аниматоры мира! У нас нет таких возможностей. Зрители ругают нас за «Богатырей». Да, ребята, вы правильно ругаете, но будьте чуть-чуть терпимее! Иначе не будет ничего. Давайте радоваться хотя бы «Богатырям». Мы делаем как умеем и как позволяет ситуация.

— Тебя ведь тоже наверняка приглашали что-то сделать в Голливуде. Две номинации на «Оскар» — не шутка.

— Да, было. Я был в кабинетах, в которые иные мои коллеги просто мечтали бы попасть. Передо мной в тот момент открылись многие двери. Можете мне, как говорится, не поверить, но я струхнул. Я почувствовал, что не потяну. Я могу делать авторское кино: в нем я сам себе хозяин — установил свои правила, и хреначишь. Потому и удается. Но я смотрю на то, что делают они… Им не нужны режиссеры с авторскими фильмами. Если зовут таких чудаков, как я, на работу, то только на коммерческие проекты. К тому же я слышал эти ужасные истории, как режиссер начинает работу, а потом его смещают. Я бы очень не хотел оказаться в такой ситуации.

— Ты сейчас двигаешься опять в сторону авторской анимации после коммерческой или хочешь продолжать в том же направлении, что и «Богатыри»?

— Я никогда ничего не планирую. Я не планировал «Богатырей», я не планирую свое авторское кино. Это все приходит само, и я совсем не рвусь в бой, потому что каждый раз с ужасом представляю, какой тяжелый путь предстоит пройти. Это пугает. Особенно когда задача все время повышается. Я начинаю делать кино при одном условии — когда понимаю, что не могу его не сделать. Пока я в процессе. Что будет завтра, я не знаю.