«Кокон» — лучшие друзья расходятся из-за семейных тайн Роман о ключевых событиях Китая XX века: «культурной революции», смерти Мао, протестах на площади Тяньаньмэнь
Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о романе китайской писательницы Чжан Юэжань «Кокон». Главные герои — мальчик Чэн Гун и девочка Ли Цзяци — были лучшими друзьями с детства, но, узнав о вражде своих семей, они вынуждены разойтись. Все это происходит на фоне важнейших событий, произошедших в Китае во второй половине XX века. Рассказываем, почему этот роман, написанный без оглядки на европейского читателя, все же не теряет своей увлекательности.
Чжан Юэжань. Кокон. М.: Фантом Пресс, 2021. Перевод А. Перловой.
Современная китайская проза в нашей стране почти неизвестна: едва ли средний российский читатель, не прибегая к помощи гугла, вспомнит кого-то, кроме, может быть, нобелевского лауреата Мо Яня. Кое-какой известностью пользуются книги, написанные на английском китайскими эмигрантами во втором или третьем поколении (такие, к примеру, как «Не говори, что у нас ничего нет» канадки Мадлен Тьен или «Добрее одиночества» американки Июнь Ли), однако за литературой из собственно Китая в России закрепилась репутация чего-то чуждого, герметичного и представляющего интерес скорее культурологический, чем чисто читательский.
В этом контексте роман Чжан Юэжань выглядит настоящим прорывом: оставаясь в русле китайской традиции, он в то же время обладает счастливой способностью и за ее пределами восприниматься совершенно непосредственно, без малейшего намека на экзотизацию и отстраненную снисходительность. Более того, в силу безошибочно простраивающихся исторических параллелей между российской и китайской историей ХХ века именно русскому читателю «Кокон», пожалуй, будет особенно близок и понятен практически без пояснений.
Роман Чжан Юэжань выстроен как два переплетенных и обращенных друг к другу монолога: мальчик Чэн Гун и девочка Ли Цзяци дружили в детстве, в самом начале 1990-х, потом расстались, а теперь выросли и, едва ли не случайно сойдясь у постели умирающего дедушки Ли Цзяци, знаменитого хирурга и уважаемого академика, рассказывают друг другу о прожитых порознь годах. Нелюбимые, одинокие дети (Чэн Гуна бросила мать, Ли Цзяци рано лишилась обожаемого отца), с восьми до одиннадцати лет они были друг для друга целым миром и ни на минуту не сомневались, что связь их продлится вечно. Но потом их разлучила тайна: мальчик и девочка узнали, что рождены врагами, что великая беда семьи Чэн Гуна (его дед, в годы «культурной революции» руководивший местным госпиталем, уже много лет пребывает в растительном состоянии — не живой в полном смысле слова, но и не мертвый) напрямую связана с родными Ли Цзяци. Эта мрачная тень, подобно родовому проклятию, ложится на обе семьи, заключая их в непроницаемый кокон, неразрывно связывая между собой и изолируя от остального мира, живущего по нормальным человеческим законам. И эта же тень в одночасье рушит детскую дружбу Чэн Гуна и Ли Цзяци.
Однако то, что видится поначалу сюжетным стержнем романа — что же случилось с дедушкой Чэн Гуна и кто виноват в его бесконечно длящейся, но так никогда и не наступающей смерти, — довольно быстро отходит на второй план. Давнее преступление, запятнавшее одних и обездолившее других, для Чжан Юэжань своего рода точка отсчета, брошенный в воду камень, от которого по поверхности текста расходятся бесконечно расширяющиеся причудливой конфигурации круги, захватывающие все новых и новых героев. Как единичное событие в прошлом искривляет и трансформирует судьбы людей, связанных с ним прямо или по касательной, — именно это, а вовсе не детективная интрига как таковая занимает писательницу в наибольшей степени.
Отец Ли Цзяци, талантливый поэт и университетский преподаватель Ли Муюань раздавлен наследственной виной. Эта вина отравляет его отношения с дочерью, втягивает его в изматывающее противостояние с отцом и в конце концов сводит в могилу. Лежащее на Ли Муюане проклятие отражается в судьбе всех, кто его любил, а дальше рикошетом затрагивает даже тех, кто всего лишь осмелился любить любивших. Незавершенная месть и позорная трусость темным облаком накрывают семью Чэн Гуна, превращая его бабушку в свирепого тирана, отца — в уголовника, тетю — в забитое ничтожество, а его самого — в человека, лишенного воли, цели и ориентиров. И даже аскетичная, выхолощенная, лишенная всего человеческого и сведенная к чистому профессиональному служению жизнь дедушки Ли Цзяци, кажется, несет на себе все тот же отпечаток неизбывной вины и невозможного, недостижимого искупления.
Ли Цзяци бежит из родного города в тщетной надежде стать ближе к отвергнувшему ее и давно умершему отцу. Чэн Гун продолжает жить дома, и его жизнь остается пугающе неизменной и неподвижной, как муха в янтаре. Однако прошлое держит крепко, и в сущности герои проживают не полноценные жизни, но половинки одной, разделенной надвое. И только сложив, срастив части целого, совместив края и залечив семейные раны, они могут рассчитывать на покой, прощение и долгожданный выход за пределы расходящихся на темной воде кругов.
Как уже было сказано выше, «Кокон» — роман бескомпромиссно китайский, написанный (в отличие от книг эмигрантских) без намеренной ориентации на европейский вкус и кругозор, поэтому в нем нашли отражение все ключевые события, без которых Китай второй половины ХХ века попросту непредставим. «Культурная революция», смерть Мао, события на площади Тяньаньмэнь, эпоха «дикого» капитализма в 1990-е (если вы хотя бы краешком застали эпоху пронырливых и крикливых китайских челноков, наводнивших в то время российские города, вам, возможно, будет интересно взглянуть на те же реалии с противоположной стороны) — все это в романе присутствует и до некоторой степени определяет поступки героев. Однако глобальная, большая история у Чжан Юэжань никогда не рвется в протагонисты, довольствуясь ролью задника и уступая авансцену маленьким людям с их камерными, простыми и оттого особенно душераздирающими драмами. Именно эта фиксация в первую очередь на частном, а не политическом позволяет говорить о «Коконе» как о книге подлинно универсальной, общечеловеческой, одновременно и отчетливо локальной, и возвышающейся над этой локальностью.
Ну и еще одну важную деталь будет неправильно не упомянуть. В самом начале, едва приехав в дом умирающего деда, Ли Цзяци берет с полки «Грозовой перевал» Эмили Бронте, и выбор ее, конечно же, не случаен — именно этот роман служит смысловым ключом ко всей книге Чжан Юэжань. Сумрачная и романтическая история героев Бронте Кэти и Хитклифа, с детства предназначенных друг другу, разлученных и делящих на двоих общее проклятие, преломляется в истории Ли Цзяци и Чэн Гуна, многое в ней высвечивая, дополняя и поясняя. И тот факт, что в качестве главной своей литературной отсылки молодая китайская писательница выбирает один из самых известных английских романов XIX века, очевидно, рассчитывая, что эта параллель будет без труда дешифрована ее читателями на родине, заставляет нас если не отвергнуть, то во всяком случае пересмотреть расхожее представление об исключительной герметичности китайской литературы, ее изолированности от европейской традиции и непроницаемости для стороннего взгляда.