«У анимации есть секретное оружие массового поражения. Это гротеск» Режиссер Антон Дьяков выпустил 15-минутный мультфильм о любви боксера и балерины — и его номинировали на «Оскар». Мы с ним поговорили
Американская киноакадемия объявила номинантов на премию «Оскар». В категории «Лучший короткометражный анимационный фильм», среди прочих, оказался Антон Дьяков — московский режиссер родом из Казахстана. Его мультфильм «Боксбалет» — это 15-минутная история любви боксера и балерины, в которой герои практически все время молчат. «Медуза» поговорила с Антоном Дьяковым об «Оскаре», а также о том, как мультфильмы могут рассказывать о реальности, и чем авторская анимация отличается от «пластмассовой».
В детстве я, как и все, любил смотреть мультфильмы. Мне очень нравились работы [режиссера] Давида Черкасского — «Айболит», «Остров сокровищ». Это любовь навсегда. Даже сейчас, когда я вижу по телевизору эти мультфильмы, у меня внутри трепет, и я готов смотреть их в 150-й раз. Позже мы познакомились лично, пересекались на фестивалях. У него была идея мультфильма, он через знакомую вышел на меня и пригласил помочь с реализацией сценария — когда я об этом узнал, то был очень горд. К сожалению, в скором времени он ушел из жизни.
Еще могу отметить [режиссера] Льва Атаманова и его «Снежную Королеву». Это чудо сделано самым добрым человеком — иной, наверное, не смог бы создать что-то подобное.
Я вырос в Казахстане, в городе Алма-Ата. Мой отец был художником-графиком, всю жизнь занимался книжным и журнальным дизайном — это была его страсть. Дед тоже работал в рекламе. Вокруг него всегда находились художники, поэтому и пространство вокруг меня было максимально творческим.
В школе я делал все стенгазеты, а на задней парте рисовал комиксы в тетради. Так что у меня не было вопросов, куда пойти учиться. Я поступил в художественное училище, потом в Алма-Атинский государственный педагогический университет на художественно-графический факультет. Первая моя специализация была художник-оформитель, но потом я перевелся на текстильный факультет, потому что на дизайне был достаточно слабый уровень преподавания — многие вещи, о которых там рассказывали, я уже знал.
После учебы переехал в Москву, продолжил заниматься дизайном и графикой. Работал в рекламных агентствах, а через некоторое время открыл свое — в основном мы занимались полиграфией. Этот бизнес мы делали с друзьями и через какое-то время, как оно часто бывает, все разбежались.
Мне самому поначалу очень нравилось работать в рекламе. Но ближе к 30 я почувствовал, что в этой профессии нахожусь не на своем месте.
«Люблю нагловатые фильмы»
В 2010 году мой друг поступал в московскую школу-студию «Шар», а я решил пойти с ним за компанию и выбрал высшие режиссерские курсы. Тогда я не думал, что стану профессиональным художником-аниматором, хотя в рекламе несколько раз работал с анимацией и делал [анимационную] вставку для телеспектакля в моей родной Алма-Ате.
Когда я учился [в «Шаре»], там преподавали мастера, известные режиссеры: Иван Максимов, Алексей Демин, Андрей Хржановский. На каком-то этапе мы должны были выбрать себе мастерскую, но я не особо к кому-то приклеился. Ближе всего мне был [режиссер-аниматор] Миша Алдашин. Он дал очень дельный совет, в каких-то вещах спасительный. Знаете, когда ты приходишь в этот мир, хочется сделать кино обо всем на свете, складывается ощущение, что все ждут только твоего глобального высказывания. А он сказал, что задача — рассказать простую историю, а не как-то многозначительно размазывать не бог весть что. Дело в том, что в анимации очень легко утонуть — время от замысла до реализации максимально оттянуто. Поэтому когда я учился, то нашел очень простую технику: сделал одну работу, вторую, третью. А некоторые ребята застряли на многие годы, потому что выбирали сложные материалы.
[Среди прочего] во время учебы я сделал курсовую работу, которая потом стала достаточно известной. Это коротенький мультик «Бах» про маленькую улитку, который неожиданно прошел на многие фестивали. Еще был небольшой простой сюжет «Kostya» — про скелета. По итогу он стал моей дипломной работой и тоже получил кучу призов.
Для меня в анимации важно все. Например, нравится сатира. Я люблю острые, хлесткие и нагловатые фильмы. [Давид] Черкасский как раз обладает таким качеством — его фильмы созвучны с картинами Терри Гиллиама в рамках «Монти Пайтона». Из зарубежных режиссеров люблю [Хаяо] Миядзаки, хотя считаю некоторые моменты в его работах избыточными.
Но на самом деле я мало смотрю анимацию, а последние два года вообще не ездил ни на какие смотры. Есть такой эффект: в больших количествах искусственные миры сложно воспринимать. Поэтому как зритель я больше люблю документальное кино. Для меня ориентиры — это документалисты. Например, пересматриваю фильмы [режиссера и сценариста] Владимира Кобрина. Думаю, сегодня он незаслуженно забыт. Жаль, что в медийном пространстве мы о нем нечасто слышим.
«Я не недооцениваю детей. Думаю, они все понимают»
Что касается «Боксбалета» — это история о любви и одиночестве. Встречаются две дожатые до гротеска противоположности: увалень-боксер-гигант и утонченная девушка.
Давным-давно у меня была педагогическая практика в школе, я преподавал у детей уроки рисования. Заметил, что ролевые модели у них почти всегда ограничены. Девочки рисовали принцесс, а мальчики — военных и боксеров. Много лет спустя я подумал, что надо бы сделать фильм, который и мальчикам, и девочкам будет близок. Однажды пошел мыть посуду, а боксер и балерина в голове уже начали прорисовываться и оживать.
Однако ориентация на всяческие целевые группы — это вообще не про меня, это мне чуждо. Единственный ориентир — это я сам. Я уверен в том, что раз у меня это отзывается, значит и еще у кого-то отзовется. Порой где-то мои работы клеймят 16+, однако я считаю, что это недоразумение. Я не недооцениваю детей. Думаю, что они все понимают.
При создании этого фильма у меня был спортивный интерес — в рамках короткого метра сработать на эмоциональном уровне. Здесь важно рассказать историю динамично, чтобы не отнимать время у зрителя, и он не успел заскучать. Авторская анимация в целом чаще живет на коротком метре. На это влияет и дороговизна производства, и сложность техники.
У нас на все производство ушло где-то полтора года. Там очень сложная ручная тонировка, она отняла много времени. Ее программно не заменишь, каждый кадр надо прорабатывать осознанно. Все рисуется руками, на [графических] планшетах. Если сравнивать технику с былыми временами, то все осталось тем же самым, но некоторые процедуры упразднились.
Я бы с удовольствием сделал «Боксбалет» монохромным, но в нем присутствуют важные вехи, которые нужно показывать цветом. Например, мир боксера, где преобладают темно-зеленые, холодные оттенки. [С помощью цвета] можно поиграть с настроением, можно подмешать интересную гамму к персонажам. Но другие мои работы намеренно монохромны. Если я не нахожу для себя объяснения того, что привнесет цвет, то пользуюсь принципом бритвы Оккама, и мы убираем «пятое колесо». К тому же, так я освобождаю себя от лишней нагрузки. Как известно, невдумчивая работа с цветом может сожрать изображение, размазать внимание и ухудшить восприятие.
В короткой форме авторского фильма я иду в чаплиновской традиции. Я отношусь к тем людям, которые считают, что движение и действие — самые важные выразительные приемы. Помните историю [Альфреда] Хичкока, когда он еще не был режиссером? Он клеил в немом кино титры, чтобы зритель не запутался и понимал, к чему все идет. Тогда он пришел к мысли, что чем меньше он делает этих пояснительных склеек, тем лучше.
Я как художник тоже больше доверяю пластике и пантомиме, нежели словам. Кстати, сценарий «Боксбалета» изначально был болтливым. Но по итогу я хотел, чтобы в фильме осталось только одно слово. Это был спортивный интерес, мне казалось, что это весело.
Что касается сцены, в которой можно увидеть харассмент, сценарий был готов задолго до обострения этой темы. Нельзя сказать, что фильм про это и ради этого. Помню, в момент производства мне говорили, что вот у тебя есть моменты на актуальную тему, но для меня делать ставку, чтобы хайпануть на каком-то явлении — глупо. Если бы я так делал, то все темы давно бы уже прокисли, потому что тенденции, которые обсуждаются в обществе, меняются быстро.
«Медуза» заблокирована в России. Мы были к этому готовы — и продолжаем работать. Несмотря ни на что
Нам нужна ваша помощь как никогда. Прямо сейчас. Дальше всем нам будет еще труднее. Мы независимое издание и работаем только в интересах читателей.
«Становится не по себе, когда вижу работы, где показаны сглаженные углы»
В картине есть привязка ко времени — это 1991 год, поэтому надо было передать ощущение того времени. Я бы не хотел пояснять, почему выбрал именно этот временной отрезок. Единственное, хочу сказать, что мне было важно показать состояние «до и после». Герои мучаются тяжелым выбором, терзаются и к финалу принимают определенное решение. Тогда наступает некий рубеж, конец чего-то и начало нового неизведанного, а 1991 год — очевидно, переломный для нашей страны.
Мне тогда было 10-11 лет, я жил у бабушки с дедушкой. Это было мое спасение, они оберегали нас от всего. Я смотрел эти страшные сводки новостей, видел, что происходит вокруг. Те события сильно повлияли на людей. Кто-то поднялся, кто-то, наоборот, сгинул. Кто-то в то время был в самом расцвете сил, хотел заниматься искусством, а был вынужден торговать валенками. Анимация не часто заходит на территорию реальности, она часто склонна убегать от нее. Я же себе поставил цель к ней приблизиться.
Еще был 1986 год. Тогда в моей родной Алма-Ате был первый во всем СССР всплеск протестов. В это время не ходил транспорт, и мы с мамой бежали через весь город к бабушке, людей разгоняли. Это было страшно и необъяснимо. События в начале этого года в моем родном городе очень рифмуются с тем, что было тогда. Только на новом витке спирали это все повторяется в масштабах куда более страшных, пролилось много крови. Есть ощущение, как будто завершился некий цикл, и мы находимся в переломной точке. Может, в этом «Боксбалет» и перекликается с сегодняшним днем, там тоже взята точка перелома и непонятно, что будет дальше.
Думаю, что в своих работах я раскалываюсь как человек и показываю свое внутреннее устройство — даже помимо моей воли. Именно за это качество я люблю авторскую анимацию, здесь есть шанс увидеть человека, его позицию и сущность. Индустриальные фильмы порой стерильны в этом плане. Когда маркетинг определяет темы и визуал, от индивидуальных преломлений ничего не остается.
У анимации есть секретное оружие массового поражения, которое доступно только ей — это гротеск. Я считаю, что если у тебя в руках есть оружие, то надо им стрелять. Мне становится не по себе, когда вижу работы, где показаны сглаженные углы, чтобы не дай бог никого не обидеть. Получается пластмассовый продукт, который не застревает в памяти.
Занимаясь анимацией, ты палач и жертва, врач и пациент. Во время работы есть моменты счастья — какие-то сценарные находки, драматургические или режиссерские. Не говоря уже о том, когда зритель ярко реагирует [на твой фильм]. На первых показах «Боксбалета» плачущие после сеанса девушки меня сильно впечатлили.
Конечно, и тут очень много вязкой рутины. Иногда думаешь, что зря ввязался в это все. Но потом, когда преодолеваешь трудности, чувствуешь себя героем, возникают новые идеи. Я бы не разграничивал, плохо это или хорошо. Это просто путь, который вмещает в себя все.
«О номинации узнал от СМИ»
Не знаю, что повлияло на выбор киноакадемиков, даже не пытался предполагать. Думаю, у них есть некая усталость от кинематографа, который сделан с каким-то закосом под Америку. Таких примеров много. Даже в России снимается много таких фильмов — они вроде и российские, но по интонации и по строению стремятся подражать. В этом нет ничего дурного, но, когда нет ничего другого, становится скучно. Хочется видеть мир со своей идентификацией и своими особенностями.
Наверняка, иностранцы могут упустить какие-то детали и отзвуки [в «Боксбалете»]. Но тут есть другой момент, который для меня ценен: когда я смотрю некоторые фильмы, сделанные в других мирах, и чувствую, что тамошние люди, конечно, больше понимают [в происходящем на экране], чем я. То, что там есть то, чего я не понимаю — уже повод это посмотреть.
Я не очень погружен в продвижение «Боксбалета», этим занимается студия «Мельница». Месяца два назад стало известно, что фильм как-то пролез в шорт-лист [«Оскара»], хотя до этого почти полгода не было никаких новостей. Это дико престижно — из тысячи фильмов в список попадают только пятнадцать. После этого телефон начал разрываться от звонков журналистов, я к этому не был готов. А пару дней назад снова стали поступать звонки — и я узнал о номинации от СМИ.
Касательно эмоций, у меня — спокойная радость. Я ценю это чувство. И радость у меня в основном от того, что я получаю отклики и поздравления от многих людей. Это вещи, которые за деньги не купишь. Я принимаю с благодарностью одобрение миром моей работы.
Картины других номинантов я не видел. Знаю только [режиссера из Великобритании] Джоанну Куинн. Она мне написала приятные слова, но ее работу я тоже не смотрел. А вообще, за премиями хочешь-не хочешь, но следишь. Наш внутренний мирок такой тесный, мы все равно видим друг друга. Очень часто на международных фестивалях происходит так, что режиссер, которого я считаю фаворитом, пролетает. Это такая особенность фестивалей — я сам был в жюри несколько раз, и я тогда понял, что нет, я, пожалуй, не буду этим заниматься, потому что это очень большая ответственность.
Сам бы я хотел приехать на «Оскар», но пока неизвестно, будет ли оффлайн-мероприятие. Я получил письмо от киноакадемии — они пока решают, какой будет формат. Есть много нюансов с документами, визой, вакциной. Но если все сложится удачно, то да, я бы очень хотел туда попасть.
Но вообще, честно говоря, я хотел от «Боксбалета» одного — чтобы эти 15 минут были нескучными.
«Медуза»