«Когда находишь бойца, ты с ним переживаешь этот кошмар» Как ищут, опознают и возвращают родным погибших на войне в Украине. Выпуск рассылки Kit на «Медузе»
В ходе полномасштабного вторжения России в Украину с обеих сторон умерли десятки тысяч человек. Одних только российских военных на начало июля погибло минимум в три раза больше, чем за десять лет войны в Афганистане. Основная работа с телами убитых выпала на долю Украины, поскольку война идет на ее территории. При этом в новостях об обменах телами — последние были в августе — речь идет лишь о сотнях возвращенных тел. Рассылка Kit подробно рассказывает, как ищут, опознают и хоронят погибших, что украинцы делают с телами убитых россиян, зачем в Украину приезжают зарубежные специалисты и как стороны производят обмен мертвецами.
Этот текст написан специально для Kit — «Медуза» публикует его с разрешения редакции. Kit — это медиа в имейл-рассылке. Подпишитесь на него здесь, и вы будете получать два длинных текста в неделю. Kit пишет о политике, войне, климате, науке, технологиях, воспитании детей и многом другом. Материалы издания можно прочитать либо в письмах, либо по ссылкам, которые распространяются в соцсетях — здесь и здесь.
Чтобы оценить объем работы по поиску и опознанию тел в Украине, сперва нужно понять: а сколько вообще человек погибло? Точно ответить на этот вопрос сейчас невозможно. Обе стороны скрывают потери, а число жертв среди мирного населения порой трудно установить, поскольку боевые действия в населенных пунктах продолжаются. Но примерное представление о количестве погибших все же есть.
Начнем с военных. «Русская служба Би-би-си», «Медиазона» и команда волонтеров ведут поименный список погибших с российской стороны на основе открытых источников. На 22 сентября в нем было 32 656 человек (без погибших солдат и офицеров самопровозглашенных ДНР и ЛНР). Но реальное число погибших гораздо выше, поскольку не обо всех похороненных военных сообщают публично.
Есть и другой подход к подсчету погибших. Сопоставив этот поименный список с данными российского реестра наследственных дел, «Медуза» и «Медиазона» рассчитали избыточную смертность российских мужчин с февраля 2022 по май 2023 года. Анализ показал, что к концу мая 2023 года на войне погибли около 47 тысяч граждан России в возрасте до 50 лет.
Данных о потерях самопровозглашенных ЛНР и ДНР еще меньше. По примерным оценкам «Русской службы Би-би-си», они могли составить около 20 тысяч военных убитыми. Если прибавить эти данные к цифрам российских потерь, рассчитанных «Медузой» и «Медиазоной», то получается, что к концу лета военные потери всех пророссийских сил достигли 70 тысяч человек убитыми (сюда не входят пропавшие без вести, установить точное число которых пока невозможно). В свою очередь военная разведка США в августе 2023-го оценила потери всех пророссийских сил (то есть российских военных, ЧВК Вагнера и других схожих формирований, а также армий самопровозглашенных ДНР и ЛНР) в 120 тысяч человек.
Сколько умерло солдат ВСУ, точных сведений тоже нет. Последний раз — в декабре 2022 года — украинские власти говорили о 13 тысячах погибших военных. На основе опубликованных указов о посмертных наградах и некрологов в прессе поименно известны чуть менее десяти тысяч погибших украинских военных. В апреле Пентагон называл цифру 17,5 тысячи, а уже в августе анонимный источник газеты The New York Times в правительстве США говорил о 70 тысячах человек.
За полтора года полномасштабной войны в ООН насчитали более 9,5 тысячи погибших гражданских лиц, в том числе 545 детей. При этом в организации признают, что на самом деле это — малая доля от реального количества. В список ООН попадают лишь те, чья гибель была документально подтверждена, а тело опознано и оформлено. По данным властей Украины на начало августа 2023-го, еще более 24 тысяч человек числятся пропавшими без вести.
Жертв среди гражданского населения может быть более 100 тысяч, считает руководитель департамента по расследованию военных преступлений Генеральной прокуратуры Украины Юрий Белоусов. Его мнение мы приводим неспроста — именно ведомству Белоусова предстоит работать с эксгумацией, опознанием и передачей родственникам тел всех этих людей.
Поиск
«Самое такое, что за душу зацепило, — это часы. Чаще всего рука оказывается выше, чем тело, поэтому ее первой находишь. И вот на ней — часы. Смотришь — а они идут. Не по себе становится, дрожь пробегает. Человека уже нет, а часы для него до сих пор время отсчитывают. Несколько раз уже такое было», — говорит Kit один из волонтеров организации «Черный тюльпан», которая участвует в поиске, эксгумации и опознании погибших с 2014 года.
Женевская конвенция возлагает ответственность за погребение тел на победителя на конкретном участке поля боя. Сторона, контролирующая территорию, должна защищать достоинство погибших на ней и по возможности хоронить или кремировать их, предварительно установив личности людей (если это возможно). Ведь если похоронить человека без опознания, то его документы под землей, скорее всего, разрушатся до неузнаваемости.
Также конвенция обязывает стороны обеспечивать доступ родственников умерших и представителей официальных служб, работающих с мертвыми телами, — прокуратуры, полиции — к местам погребения. Еще документ предписывает ухаживать за временными кладбищами и помогать возвращению останков и личных вещей умерших на родину по просьбе другой страны или близких родственников умерших.
Само собой, эти нормы соблюдаются далеко не всегда. В Буче в феврале 2022-го российские военные хоронили местных жителей, просто сбрасывая их в ров близ Андреевской церкви. Из этой могилы позже извлекли 116 человек, некоторые из них погибли от выстрелов в затылок.
По закону Украины все неофициальные захоронения должны быть вскрыты, эксгумированы и перезахоронены в специально отведенном месте. Это делают и для опознания людей, и по санитарным причинам: обычно временные братские могилы неглубокие и их могут разрыть собаки или дикие животные. Кроме того, есть риск, что трупный яд попадет в грунтовые воды.
Обнаружением и эксгумацией временных захоронений в Украине занимается полиция при помощи волонтеров, прежде всего поискового объединения «Черный тюльпан», и работников международных гуманитарных структур, например Международного Красного Креста. Вырытые из земли тела передают в морг для вскрытия (и установления точной причины смерти, что может быть важно для фиксирования военных преступлений) и судебно-медицинской экспертизы. Эту работу курирует прокуратура.
Полицейские, прокуроры и волонтеры ежедневно проделывают гигантскую работу по поиску, опознанию и транспортировке погибших в морги. Часто это работа с риском для жизни — под ракетными обстрелами и прицелами беспилотников; сами тела бывают заминированы или лежат рядом с неразорвавшимися снарядами и минами-растяжками.
До начала полномасштабной войны украинская судебно-медицинская инфраструктура работала слаженно, но сейчас она не справляется с объемом навалившейся на нее работы.
Самые большие проблемы с эвакуацией погибших и поиском без вести пропавших возникают, когда линия фронта быстро меняется. Отступающие не успевают забрать своих убитых и тяжелораненых сослуживцев, а некоторых военных — например, тех, кто пошел в разведку к позициям противника, тех, кого засыпало или сильно отбросило в сторону при артиллерийском обстреле, — просто не находят. Во многом поэтому в первые месяцы полномасштабного вторжения, особенно после отступления российских войск из Киевской и Харьковской областей, в медиа и соцсетях было много фотографий и историй об оставленных в полях телах.
Иногда (как это было, например, в Мариуполе) тела погибших лежат прямо на улицах города или на поле боя. Часто их «прихоранивают» местные жители. «Супруга считала меня идиотом, — говорил „Медузе“ мариуполец Ярослав Дема, похоронивший восемь погибших соседей во временной братской могиле. — Она тогда вышла из убежища всего на минуту и попросила перестать этим заниматься. Мол, хватит с меня, достаточно. Я ответил, что кто-то должен это делать».
Когда временные захоронения делают родственники или знакомые погибшего, найти их относительно просто. Но часто погибших хоронят незнакомые люди, которые затем не возвращаются в эти места. А метки, обозначающие самодельные могилы, разрушаются или теряются: наспех сбитые кресты срывает стихией или ударной волной, надписи на дощечках смываются снегом и дождем. Еще сложнее найти тела военнослужащих, лежащие в окопах и траншеях, — их со временем сильно засыпает землей.
Поиск погибших обычно начинается с исследования местности и опроса местных жителей. Также внимательно исследуют местность — ищут провалы грунта, свежие ямы, вырубки и другие признаки захоронений. Для поиска все чаще используют беспилотники и спутниковые снимки. Первые позволяют детально увидеть участки линии фронта, до которых сейчас невозможно добраться. Операторы дронов фиксируют точные координаты мест с телами погибших и передают их полиции. Затем, когда эту территорию освободят, на место приедут специалисты. А изучение спутниковых карт Изюма помогло найти одну из братских могил, которая появилась за время российской оккупации этого города.
К поиску тел — особенно в развалинах жилых домов — привлекают и специально обученных собак. В Украине этим сейчас занимается волонтерский поисковый отряд из Павловграда «Антарес». Руководительница отряда — Лариса Борисенко — разработала собственную систему подготовки собак, в основе которой — игра с вознаграждением. Сейчас команда Борисенко состоит из 14 собак, в основном крупных пород, но есть и корги Элтон, который, к слову, может работать 22 часа без перерыва. За последний год собаки работали при обстреле многоэтажки в Днепре, а также в Запорожье, Донецкой и Харьковской областях. В марте 2023 года Лариса Борисенко подорвалась на растяжке во время одного из поисков. После десяти операций и трех с половиной месяцев в больнице ее выписали, но восстановление займет еще много времени.
Чаще всего «прихороненных» в спешке ищут старым проверенным способом, при помощи щупов — тонких самодельных металлических штырей длиной от полутора до двух с половиной метров. Щуп, как правило, легко проникает сквозь грунт и помогает понять, если ли что-то на глубине.
Если щуп во что-то уперся, специалист стучит им — звук попадания по кости будет существенно отличаться от других. После этого делают углубление лопатой и проверяют, верна ли догадка. Если внутри останки, начинается эксгумация. Специалисты тщательно фотографируют и записывают в блокноте все детали: одежду погибшего, шевроны и знаки отличия на форме, содержимое карманов. Внимательно осматривают наличие зубных коронок и протезов, а также ботинки, ремни, головные уборы — на них солдаты часто оставляют инициалы, чтобы не спутать с вещами сослуживцев. Все это может сыграть решающую роль в установлении личности погибшего.
Волонтеры из «Черного тюльпана» играют в процессе поиска очень важную роль. У них большой опыт: с начала 2000-х члены этой организации искали, эксгумировали и опознавали тела солдат Второй мировой на территориях Польши и Украины.
В 2014 году «Черный тюльпан» был единственной украинской поисковой группой, которой власти самопровозглашенных ДНР и ЛНР разрешили пересекать линию фронта и забирать тела украинских солдат. С 2014 по 2018 год они вернули домой тела более 800 военнослужащих.
Сейчас в группах «Черного тюльпана» работает около ста волонтеров. С начала полномасштабного вторжения они эксгумировали тела более трехсот человек. Все волонтеры организации сотрудничают с украинской полицией и прошли сертификацию Международного комитета Красного Креста (МККК).
«Мы же волонтеры, а не военные, поэтому для местных жителей сообщить о телах нам менее опасно», — говорит Kit один из «тюльпановцев». Он добавляет, что организации известно о десятках необследованных братских могил на оккупированных территориях, о которых «Тюльпану» рассказали местные жители.
Работа с телами погибших — это настоящее испытание для психики. Волонтеры вовлечены в процесс поиска и опознания тел от начала до конца. Например, если находят солдата с подтверждающими личность документами — они звонят его родным и объясняют, что им нужно делать дальше. «Когда находишь бойца, ты с ним переживаешь этот кошмар, этот ужас, который происходил в последние моменты его жизни. А потом тебе нужно сообщить его родным, что близкого человека больше нет, что мы его нашли. И все их надежды, что он, может, в плену или где-то прячется, исчезнут. Это очень страшно», — рассказывает Kit другой волонтер «Черного тюльпана», участвующий в поисках с 2016 года.
А один из украинских полицейских, который ищет без вести пропавших, в разговоре с Kit отмечает: «Рано или поздно все равно что-то из увиденного в тебе оседает грузом. Ты же людей находишь, а не какие-то предметы. Некоторые истории невозможно забыть, и их, на самом деле, немало. Но поговорить об этом особо-то не с кем, да и не хочется».
В различных протоколах работы с мертвыми телами, например Интерпола или международной экстренной службы Kenyon прописано, что команды, работающие «на земле», нужно регулярно менять — в идеале каждые две недели. А после каждой командировки (которая в случае украинских поисковиков длится весь световой день) все участники должны получать психологическую поддержку и время на отдых. Но в условиях войны все это вряд ли осуществимо. Более того, найти тело — это лишь часть сложной работы волонтеров, полицейских и специальных служб.
Опознание
Работы по идентификации личности человека объединяют в себе несколько областей судебно-медицинской экспертизы и смежных дисциплин — от анатомии зубов и мягких тканей до ДНК-типирования. Идентификацию проводят по твердым (например, пломбам и коронкам на зубах или переломам определенных костей тела) и мягким тканям (особые татуировки, родинки, патологии и следы хирургических операций), при помощи анализа ДНК и отпечатков пальцев, а также с использованием программ распознавания и реконструкции лиц.
Самый благоприятный случай — если у погибшего находят документы с фотографией или опознавательный жетон. Украинская армия ввела обязательную выдачу жетона военнослужащим с 2014 года, хотя до сих пор бывают случаи, когда солдаты их не получают. В российской армии жетоны обязательны с 2007-го, но на войне в Украине часто все опознавательные знаки с тел снимают их же сослуживцы, чтобы скрыть принадлежность к определенному подразделению.
Но даже если жетон находится, присвоить человеку имя с него (или даже из найденного в кармане документа) нельзя — нужно, чтобы человека опознали, а затем забрали родственники. Иногда это невозможно — скажем, если все близкие уехали и вернуться на опознание никак не могут. Еще есть тела, которые просто некому забирать, потому что порой люди погибают целыми семьями. В таких случаях людей хоронят на отдельных участках городских кладбищ.
Самый надежный способ подтвердить личность погибшего — ДНК-тест. Данные для сопоставления берут из официальных источников: стоматологических и медицинских записей, баз отпечатков пальцев полиции или миграционной службы. Или же биоматериал погибшего сопоставляют с ДНК близких родственников, которые сдавали анализ раньше или специально под опознание. Украинская база ДНК стала одной из крупнейших в мире — только за первые полгода полномасштабной войны в ней появилось более 45 тысяч записей.
В первые месяцы полномасштабной войны опознавать тела было легче из-за морозной погоды: ткани разлагались медленнее. Однако в теплые месяцы против судмедэкспертов играет каждый час. Летом тело может разложиться за считаные недели — в этом случае снять с него отпечатки пальцев или взять материал для ДНК-теста невозможно.
Но тяжелее всего установить личность тех, кто сильно обгорел. Пламя уничтожает и мягкие, и твердые ткани, поэтому идентифицировать тело невозможно ни по зубам, ни по ДНК. Многие такие тела остаются неопознанными до сих пор. Их захоранивают в отдельных могилах с номерной табличкой вместо имени.
Эксгумацию погибших проводят не только чтобы установить личности, но и для уточнения причин смерти. Характер травм и предметы, обнаруженные в телах (например, пули или осколки снарядов), могут стать уликами в делах о военных преступлениях. Связанные руки у мирных граждан, которые обнаружили в братских могилах у Изюма после его освобождения, прямо указывают, что людей застрелили.
После эксгумации тела везут в морг, где и проводят опознание. Судебно-медицинским бригадам приходится работать в условиях отключений электроэнергии и воздушных тревог, а зимой — без отопления и работающих холодильных помещений, так как Россия бомбит украинские ТЭЦ. «Тела свалены в двух секциях „холодильника“ — помещения с контролем температуры. Но в „холодильнике“ они не помещаются. На улице у стены в черных пластиковых мешках лежат те, кого уже обследовали. В здании, которое до войны использовалось как сарай, две комнаты по 20 метров заняты телами», — описывала один из моргов прифронтового Николаева журналистка Елена Костюченко.
Большинство моргов Украины в районах около линии фронта по-прежнему переполнены, поэтому для хранения тел используют мобильные рефрижераторы в железнодорожных вагонах или автомобильных контейнерах. В начале войны «Украинская железная дорога» выделила на это 20 вагонов, в каждом помещается до 90 тел.
«Нам определенно нужна помощь международных партнеров. <…> Наша система не была готова к такому огромному количеству неопознанных тел», — говорил в начале 2023 года руководитель департамента по расследованию военных преступлений Генеральной прокуратуры Украины Юрий Белоусов.
И помощь действительно появилась — сейчас в Украине работают судмедэксперты из Франции, Нидерландов, Швейцарии и Великобритании, а также Международная комиссия по пропавшим без вести лицам и Международный комитет Красного Креста. Последний работает в Украине с начала войны в Донбассе в 2014 году. Сотрудники МККК учат специалистов по работе с останками и помогают вернуть тела погибших с обеих сторон на родину.
Благодаря новым технологиям идентифицировать погибших стало проще. В марте 2022 года Министерство обороны Украины объявило, что использует программное обеспечение для распознавания лиц Clearview. Оно собирает фотографии из интернета и соцсетей и создает базы данных лиц с возможностью поиска по фотографии.
Cоздатели Clearview утверждают, что оно идентифицирует личность погибших лучше, чем даже отпечатки пальцев. Но у антропологов, судмедэкспертов и волонтеров-поисковиков к нему много вопросов. Они сомневаются, что программа сможет определить человека сквозь признаки разложения, особенно вздутия.
Кроме того, в условиях войны база фотографий погибших противников может стать инструментом психологической войны, если произойдет утечка. Родственники как российских, так и украинских военных порой получают унизительные или запугивающие сообщения. «Забирайте свой труп или мы его сожжем», «Вот он сдох, как собака. Пошел убивать детей», — писали девушке пропавшего без вести рядового Павла Кравченко из Иркутской области. К тексту также прикладывали фотографии изуродованного тела.
Обмен
Государственные службы и волонтеры работают не только с телами соотечественников. Они — как и врачи, которые лечат всех раненых, — занимаются и погибшими другой стороны. В этом случае процедура становится еще сложнее.
Если российский военный погиб на контролируемой армией РФ территории, его везут в Центр обработки погибших в Ростове-на-Дону, где делают ДНК-тест, связываются с родственниками и уже оттуда на самолетах доставляют в родной регион. Часто, впрочем, россияне узнают о гибели родственников не от военных, а в интернете, в том числе через украинские группы в соцсетях с фотографиями убитых россиян.
Если же российский военный погиб на территории, которую контролирует Украина, он отправляется в городской морг — до тех пор, пока не получится договориться об обмене. «Мы поступаем по-человечески. Наша задача — оставаться людьми в любой ситуации, мы это и делаем», — рассказывал волонтер «Черного тюльпана» Алексей Юков. ДНК-тест для опознания можно провести только после передачи российской стороне: в Украине нет биоматериала российских граждан, с которым можно провести сравнительный анализ. Передачи тел для обмена, по словам Юкова, проводятся с участием Международного Красного Креста, волонтеров и полиции. Но происходит это достаточно редко, и вот почему.
После начала полномасштабного вторжения России в Украину наладить постоянный переговорный процесс между Москвой и Киевом так и не удалось. Это сказалось и на обмене пленными и погибшими. По мнению трех опрошенных волонтеров из «Черного тюльпана», неформальные договоренности между военными на линии фронта срабатывают лишь в единичных случаях. А официальные согласования, как независимо друг от друга рассказали Kit пять родственников погибших, идут очень долго. Например, россиянин Анвар Султанов числился пропавшим без вести с первого дня вторжения — его тело вернули домой только спустя полтора года, 8 сентября 2023-го.
При этом детали переговоров между сторонами об обмене телами до сих пор покрыты тайной — сведения о них крайне скудны. Например, известно, что тела погибших спецназовцев, летчиков и офицеров обычно ценятся «дороже» — за возврат каждого из них могут попросить несколько погибших рядовых. Бывают и случаи, когда тела меняют на одного или нескольких живых пленных.
Прокремлевская журналистка Анастасия Кашеварова в ноябре 2022-го писала, что свой отдельный обменный фонд был у ЧВК Вагнера. «И меняют они по своим условиям», — добавила она. Каковы эти условия — неизвестно, но вагнеровцы очень оперативно поменяли тела своих сбитых летчиков в декабре 2022 года. Тогда самолет ЧВК, которым управляли двое отставных российских военных, сбили в районе села Клещеевка Донецкой области, а уже 14 декабря погибших летчиков вернули в Россию. По данным Кашеваровой, тогда за тела и возвращение из плена донецкого священника ЧВК Вагнера отдала сразу 64 военных ВСУ (судя по контексту — живых).
Со стороны Украины обменом занимается министерство реинтеграции временно оккупированных территорий. От России — представители Минобороны. В организации переговоров участвует Красный Крест, в который стекаются списки пропавших без вести с двух сторон. Именно на основании этих списков и идут переговоры о формате и количестве тел на обмен.
Обмен чаще всего происходит в нейтральной зоне и снова при посредничестве Красного Креста. Затем тела доставляют в ближайший госпиталь или морг. У погибшего российского военного чаще всего примерно такой маршрут: украинский морг — морг Донецка или Луганска — морг Ростова — взятие ДНК и сверка с данными родственников — передача тела семье для захоронения.
В марте 2023 года министерство реинтеграции Украины сообщило, что с начала полномасштабной войны в результате обмена домой отправились тела 1426 военных. После этого было еще несколько обменов, и если сложить данные из всех опубликованных сообщений — получится, что Украина вернула тела 1991 человека.
Российская сторона ни разу не сообщала о числе переданных и полученных тел погибших. Последний обмен между сторонами состоялся 29 августа 2023-го: в Украину вернули тела 84 военных, сколько тел получила российская сторона — вновь неизвестно. По оценке главы правозащитной группы «Гражданин. Армия. Право» Сергея Кривенко на начало года, пропавшими без вести могут числиться еще по меньшей мере 25 тысяч российских солдат.
Судебный антрополог Фотис Андронику из Международной комиссии по делам пропавших без вести лиц считает, что идентификация всех погибших в Украине займет несколько десятилетий, даже если война прекратится прямо сейчас.
Люди будут искать своих близких еще долгие годы — не зная, как именно они погибли, не имея возможности нормально с ними проститься. Все, кто сталкивался со смертью, знают, что сама возможность прийти на могилу порой приносит облегчение. Осознание, что человек умер и похоронен, помогает принять утрату, а в конечном счете — хоть как-то залечить боль.
Поэтому неопознанные погибшие и пропавшие без вести — это незаживающие раны войны.
Kit