Украинец Сергей Гулько отчислился из МГУ и смог уехать из России после арестов за посты о войне — и в поддержку ВСУ. По данным «Медузы», помочь ему просили дочь Путина Марию Воронцову
Украинец Сергей Гулько отчислился из МГУ и смог уехать из России после арестов за посты о войне — и в поддержку ВСУ. По данным «Медузы», помочь ему просили дочь Путина Марию Воронцову
Украинец Сергей Гулько учился на шестом курсе МГУ — оканчивал факультет фундаментальной медицины. С начала апреля его по доносу других студентов трижды арестовывали из-за постов в поддержку Украины и ВСУ, в итоге в мае Гулько отчислился из МГУ и смог улететь из страны. Уголовное дело на студента заводить не стали (по крайней мере пока). По данным источников «Медузы», помочь Гулько просили Марию Воронцову — замдекана факультета фундаментальной медицины и дочь Владимира Путина. «Медуза» поговорила об этом с самим Сергеем Гулько.
В этом тексте есть мат. Если для вас это неприемлемо, пожалуйста, не читайте его.
— Вы родились в Одессе, но учились в Москве. Как так получилось?
— Я давно хотел стать врачом. Подростком прочитал книгу [невролога и нейропсихолога] Оливера Сакса «Awakenings» («Пробуждения»), и она сильно на меня повлияла. Понял, что надо получать хорошее образование, — и в 2016 году переехал в Москву поступать на факультет фундаментальной медицины МГУ. Сдал, поступил — на отделение для иностранных студентов.
— Как тогда в МГУ относились к студентам из Украины?
— Ну, как… Вообще, нормально, но, когда я подавал документы на учебу, мне говорили: «А разве вы иностранный гражданин? Разве Украина иностранное государство?» Но притеснений никаких не было.
— На какое отделение поступили?
— «Лечебное дело». Сам я хочу стать травматологом-ортопедом, курсовую и диплом писал на факультетской кафедре.
— На каком курсе вы учились, когда началась война?
— На четвертом. За два дня до войны вернулся в Россию из Украины, куда ездил на неделю бабушку проведать: у нее обнаружили рак, я поехал медицинские вопросы решить. 24 февраля мне звонит сестра — я уставший, говорю: «Блин, чего ты мне в такую рань звонишь?» В моменте понял, что так рано она никогда не звонила. Спросонья не понял ничего, перезвонил. Ну, пиздец.
Мягко говоря, я был в ахуе. Стал постить сторис и написал пост в закрытом аккаунте в инстаграме — без негатива в отношении обычных россиян, но в сторону российских властей негатив был, конечно, колоссальный. Я был очень злой и писал, что мы никогда не хотели этой войны и все, что происходит, ужасно. Тогда я думал, что жизнь в России замрет, люди выйдут на улицу и все [война] прекратится, поэтому активно писал [в соцсетях]. Например, постил ссылку фонда «Вернись живым» — они в начале войны собирали и на военную, и на гуманитарную помощь.
— И при этом вы жили в России?
— Да. Мне тяжело далось это решение. Очень сложно было оставаться, но я решил доучиться. Хотелось добить диплом, получить достойное образование и стать врачом. Я дежурил в больнице, участвовал в хирургических олимпиадах — все было налажено. Я понимал, что адаптация на новом месте только затянет карьеру.
— Как скрины ваших постов попали к следователям?
— В середине марта этого года мне в телеграме написала знакомая. Предупредила, что на меня какие-то студенты с нашего факультета готовят донос. Наверное, надо было уже тогда уехать [из России], но приближалась защита диплома, госэкзамены на носу, и я решил остаться. Плюс ко всему полным ходом шла подготовка к хирургической олимпиаде — мы с ребятами шили сухожилия, тренировались накладывать гипс и собирать аппарат Илизарова. Мы прошли в финал, который должен был состояться в апреле в Москве, — хотелось стать победителем, а не просто многократным призером.
— Известно, по чьей инициативе написали донос?
— Я потом выяснил, да. Это был мой однокурсник, Александр Борисов. Он «зетник», в общих чатах оскорбительно об украинцах высказывался и в принципе вел себя по-хамски по отношению ко многим. Он делал скрины моих сторис, постов и страницы в ВК. Ждал два года и за два месяца до выпуска передал [скрины] группе провластно настроенных первокурсников с нашего же факультета, агитировал их написать донос.
У меня вопрос: на хрена это все было делать?! Кому от этого лучше стало?! Неужели у ребят настолько неинтересная жизнь, что они решили именно таким образом ее разнообразить? Когда я об этом [доносе] узнал, то просто охерел.
— Среди руководителей вашего факультета — заместитель декана по науке Мария Воронцова, дочь Владимира Путина. Она была в курсе ситуации?
— Я сразу поставил в известность своих преподавателей. Что конкретно они делали дальше, я не знаю.
— В основу доноса на вас легли только скрины постов или было что-то еще?
— Я знаю, что первокурсники подходили к ребятам, которые учились вместе со мной. Одна моя подруга их послала — в ответ на предложение к ним примкнуть. Их даже просили забрать заявление, но вышло так, как вышло, и 3 апреля меня задержали.
— Как это происходило?
— Я возвращался из больницы, с учебы. У меня с собой был макет голени, на нем — аппарат Илизарова. В рюкзаке хирургические инструменты, ноутбук. Смотрю — у общежития стоит полицейская машина. Мне уже сразу стало не по себе: я видел иногда, как скорые к университету подъезжали, но полиции не было никогда.
Как только я подошел к общежитию, из машины вышел полицейский и попросил предъявить документы. Он увидел мой украинский паспорт и сказал: «Вам нужно проехать с нами». Я попросил разрешения взять куртку из комнаты, уже холодно на улице было, но мне не разрешили. Говорю: «Дайте я хоть голень с аппаратом Илизарова оставлю». В общем, попросил соседа по общежитию вынести мои вещи, отдал ему макет голени. Он принес мне куртку и шапку, и меня повезли в отделение полиции в Раменках.
В ОВД меня ждали трое — видимо, следователи. Они дежурным говорят: «Выделите нам для разговора с ним отдельную комнату». Те отвечают: «Ладно, но чтоб не было следов, которые в прошлый раз от вас остались». Мне стало не по себе после этого разговора, честное слово.
Мы поднялись наверх, меня начали допрашивать. Я попросил пригласить адвоката — нет, отвечают, нельзя. Тогда, говорю, беру 51-ю статью — это тоже запретили. Отобрали телефон, показали скриншоты моих постов — пиши, говорят, бумагу, а то хуже будет. Я написал, что делал такие посты два года назад, призывал донатить в фонд помощи Украине. Они также проверили мой телефон и все денежные транзакции, но ничего не нашли.
До утра меня оставили в «обезьяннике», утром отвели в Никулинский суд, где обвинили в том, что я при задержании оказал сопротивление представителям власти и чуть ли не убежать от них пытался. Хотя я ничего такого не делал, достаточно было бы посмотреть записи с камер, которые над входом в наше общежитие висят. Но никто камеры смотреть не стал, и меня отправили на 10 суток в спецприемник в Сахарово.
— В каких условиях вы сидели?
— В нормальных. Комната для некурящих, кормили сносно, давали звонить по 15 минут в день. Некоторые сотрудники были нормальные, некоторые — не очень. Один раз, когда меня уже должны были [из Сахарово] депортировать, приходили люди из военкомата и агитировали вступить в российскую армию и поехать на войну.
— Что случилось после того, как вы отсидели 10 суток?
— Прямо на выходе из спецприемника меня скрутили полицейские в масках и отвезли в уже родное ОВД в Раменках. Так как были выходные, я провел в одиночной камере две ночи, после чего меня отвели все в тот же Никулинский суд, где дали еще 12 суток за пост со словами «Слава Украине!» во «ВКонтакте». Я его запостил в 2023 году после того, как посмотрел видео, в котором моего соотечественника убивают выстрелом в голову за эту фразу. Причем в рапорте сотрудника полиции об осмотре моей страницы в ВК говорилось, что этот пост он обнаружил в открытом доступе 25 марта этого года, хотя к тому моменту свою страницу я уже удалил.
После очередных 12 суток меня снова задержали прямо на территории Сахарово и отвезли в отделение по Тверскому району. На следующее утро, 26 апреля, меня отвезли в прокуратуру и вручили предписание покинуть страну в течение трех дней, правда, после этого отвезли в Тверской суд и дали еще 12 суток — за сторис c призывами ударить по Москве, которую я опубликовал в инстаграме после того, как в Одессе после обстрела погибла семья с трехмесячным ребенком. И уже после этого срока меня отвезли в депортационный центр.
— И велели покинуть Россию.
— Да.
— Кажется, вам очень сильно повезло.
— Да, я понимаю.
— По словам моих источников, это может быть связано с тем, что вам просили помочь руководство факультета, то есть, замдекана.
— Откровенно говоря, я думаю, что для уголовного преследования там просто не хватило доказательной базы. У них были в руках только скриншоты и никаких конкретных действий с моей стороны. Я гражданин другой страны, госизмену мне вряд ли можно пришить. Но было бы с моей стороны глупо отрицать, что мне очень повезло. Сейчас у меня все хорошо и я в безопасности.
— С факультета фундаментальной медицины МГУ вас отчислили?
— Точнее сказать, я сам ушел. Теперь буду думать, как закончить образование. Понимаете, по своей специальности я у себя на курсе был точно лучшим, очень много времени проводил в больницах и даже сам делал операции. Жалко все это терять. Я вообще в последнее время старался сфокусироваться только на своей учебе — устал от войны, понял, что постами ничего не изменить.
— Сложно было?
— Очень некомфортно было оставаться в стране, которая бомбит мои города, мою родину. Каждый день приходилось делать усилие, чтобы абстрагироваться от происходящего на моей Родине и продолжать учиться. Мне важно было стать врачом, а образование в МГУ действительно прекрасное. Очень благодарен факультету за те знания и опыт, которые я приобрел.
— А как на факультете к войне относятся?
— По-разному. Но большинство люди адекватные и все понимают. Вообще, я не считаю, что все русские плохие. Когда я попал в беду, мне невероятное количество людей помогло — и друзья, и правозащитники, и вообще незнакомые мне люди.
«Медуза» отправила запрос в пресс-службу факультета фундаментальной медицины МГУ, но на момент публикации ответа не получила.
Беседовала Светлана Рейтер