Что не так со сделками по редкоземельным металлам между США, Украиной и Россией? И почему они носят скорее символический характер? Объясняет Михаил Коростиков (Carnegie Politika)
Заключение мира в российско-украинской войне во многом связано со сделкой по добыче редкоземельных металлов. Киев предлагает добывать металлы на украинской территории — в надежде получить взамен деньги на восстановление экономики и гарантии безопасности. Москва в ответ указывает, что месторождений у нее на порядок больше, а разрабатывать их можно в том числе в недавно аннексированных областях Украины. Но зачем эти металлы нужны США? И почему их значение, вероятно, переоценено? Отвечает приглашенный научный сотрудник Белградского центра политики безопасности Михаил Коростиков — в материале для проекта Carnegie Politika. «Медуза» публикует этот материал целиком.
Зачем США вообще редкоземельные металлы?
Фиксация Трампа на редкоземельных металлах неудивительна. Эта группа из 17 элементов имеет критически важное значение для производства практически всех высокотехнологичных товаров, от электромобилей и солнечных панелей до многоразовых ракет и самолетов (к примеру, каждый F-35 содержит около 400 килограмм редкоземельных металлов). При этом более 70% их импорта в США приходится на всего одну страну — Китай.
Попытки Вашингтона преодолеть эту зависимость пока проваливаются. В 2018 году американцы попробовали повысить пошлины на импорт китайских редкоземельных металлов, но вскоре были вынуждены отказаться от этой идеи. Пекин контролирует 60% их мировой добычи и 90% мировой переработки, поэтому альтернатив ему не существует. Еще в 2019-м Китай намекнул, что в ответ на торговую войну США может ограничить их поставки на американский рынок, что вызвало краткосрочную панику и рост цен на некоторые металлы на 150%.
Тем не менее Вашингтон не опустил руки и вскоре после китайских угроз опубликовал Федеральную стратегию по обеспечению надежных поставок важнейших минералов, содержавшую планы резко нарастить производство. С тех пор различные американские ведомства вложили большие деньги в проекты по добыче и переработке редкоземельных металлов, крупнейшими из которых стали строительство заводов компании Lynas Rare Earths Ltd в Техасе и расширение мощностей калифорнийского месторождения Mountain Pass.
Усилия не пропали даром: США удалось нарастить собственное производство с 28 тысяч тонн в 2019 году до 45 тысяч тонн в 2024-м. Тем не менее из-за роста потребления общий баланс не изменился: в 2019–2024 годах доля Китая в среднегодовом импорте редкоземельных металлов в США достигала 72%.
Почему их так сложно добывать?
Контроль над производством и поставками огромного числа минералов остается одним из главных козырей КНР в торговой войне с США. В декабре 2024-го, еще до возвращения Трампа на пост президента, Пекин в ответ на американские санкции против китайских полупроводников запретил или существенно ограничил экспорт в США сурьмы, галлия, германия и графита — четырех элементов, не относящихся к редкоземельным, но также включенных Вашингтоном в список «критических для промышленности минералов».
Результатом запрета стал, к примеру, рост стоимости сурьмы для американских компаний на 200% и потеря США 3,4 миллиарда долларов ВВП. При этом Китай контролирует лишь 48% мирового производства сурьмы, поэтому эту меру можно рассматривать как демонстрационно-предупредительную. Если бы руководство КНР ограничило доступ США к тем самым редкоземельным металлам, последствия были бы куда серьезнее: с трудностями столкнулись бы практически все высокотехнологичные отрасли производства — от смартфонов до истребителей, а потери исчислялись бы сотнями миллиардов.
Есть несколько причин, почему США до сих пор не удается уменьшить зависимость от китайских редкоземельных металлов. Во-первых, это особенности их месторождений. Вопреки названию, редкоземельные металлы достаточно распространены, но достигают концентрации хотя бы в пару процентов на тонну пустой породы (что делает их добычу коммерчески осмысленной) относительно редко. В США таких подтвержденных запасов — около 1,9 миллиона тонн, в России — 3,8 миллиона тонн, но оба этих показателя меркнут на фоне 44 миллионов Китая. В КНР выше и общие объемы, и концентрация этих ресурсов на единицу породы.
Во-вторых, это особенности освоения. Добыча и переработка редкоземельных металлов — невероятно капиталоемкий процесс, требующий как минимум 500–700 миллионов долларов вложений на старте без учета сопутствующих трат. При этом цены на многие из них достаточно волатильны. Проекты по добыче практически любого другого ресурса окупаются быстрее и легче. Именно из-за этого 84% всех мировых редкоземельных проектов в 2024 году финансировались из госбюджетов, а не частными компаниями.
В-третьих, редкоземельные металлы никогда не залегают в чистом виде, они всегда представляют собой сложные многосоставные руды, которые очень трудно разделить. Для этого требуются специфические технологии, в которые последние 30 лет не инвестировал почти никто, кроме Китая. Руководство КНР всегда видело в редкоземельных металлах способ получить доступ к высоким технологиям и готово было платить за это любую цену: и финансовую, и социальную, и экологическую. В 1992 году Дэн Сяопин, посещая Внутреннюю Монголию, произнес известную фразу: «На Ближнем Востоке есть нефть, в Китае есть редкоземельные металлы».
Наконец, добыча редкоземельных металлов почти всегда связана с угрозой серьезного ущерба для экологии. Наиболее распространенный способ разделить слипшиеся редкоземельные металлы для коммерческого использования — долго промывать их смесью разнообразных химикатов, включая наиболее сильные из существующих кислот.
Крупнейшее в мире месторождение Баян-Обо в уже упоминавшейся Внутренней Монголии — одно из самых загрязненных мест на планете, где вода, воздух и почва тотально заражены тяжелыми металлами, кислотами и радиоактивными изотопами. Все это сопровождается понятными социальными издержками, которые до самого недавнего времени — когда начали появляться относительно чистые технологии — практически полностью исключали возможность развития этих производств в западных демократиях.
Почему соглашения о металлах важны в первую очередь для переговоров
Особенности добычи редкоземельных металлов делают их разработку в России или Украине в интересах США малореальной в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе. В Украине большая часть этих залежей находится либо под российским контролем, либо в зоне прямого поражения российской артиллерии. Даже если эти территории чудесным образом будут отбиты, то без гарантий долгосрочного мира уровень риска их разработки будет существенно выше допустимого для коммерческих инвесторов.
Захочет ли в них инвестировать американское государство — большой вопрос, ведь любое попадание случайного снаряда по американскому объекту в Харьковской области поставит Вашингтон перед дилеммой, считать ли это нападением на США и реагировать ли соответствующим образом. Последние годы Белый дом, наоборот, старательно избегал материализации этой дилеммы.
Если же долгосрочное мирное соглашение и правда будет заключено, то проблем все равно останется достаточно. Добыча и переработка редкоземельных металлов невероятно энергозатратна, и украинская энергосистема, почти полностью уничтоженная Россией за три года войны, ее не потянет. Это означает, что затраты на каждый проект дополнительно вырастут на стоимость отдельной заводской электростанции.
Не говоря уже о том, что обсуждающиеся варианты соглашения не содержат каких-либо американских гарантий безопасности Украины, которые могли бы стать основой долгосрочного мира. «Я не собираюсь давать гарантии безопасности сверх меры. Пусть это сделает Европа», — заявил Трамп, комментируя просьбы Зеленского. При этом претворение американо-украинского соглашения о ресурсах в жизнь фактически зависит от того, насколько хорошо будет обеспечена украинская безопасность. Другими словами, прибыль от ресурсов Украины планирует получать Трамп, но тратить деньги на обеспечение безопасности американских карьеров и заводов должны европейцы.
Предложенная Путиным сделка по редкоземельным металлам с Россией может показаться более простой в реализации, но и там есть почти непреодолимые проблемы. США теоретически могли бы инвестировать в российские месторождения, находящиеся вдали от линии фронта, но сразу бы возникли вопросы транспортной доступности (они находятся очень далеко от основных торговых путей), доступа к технологиям (сейчас они все под санкциями), а главное — защиты прав собственности. Трудно представить себе человека, готового вложить миллиард долларов в страну, которая за последние два года национализировала десятки активов иностранных инвесторов с минимальной компенсацией или вообще без оной.
Предложение Путина также идет вразрез с интересами главного союзника Москвы — Пекина, который играет ключевую роль в стабилизации экономики России во время войны. Поверить, что российский президент всерьез решил воткнуть в спину Китая редкоземельный нож, достаточно трудно. Администрация Трампа — аномалия американского политического ландшафта, и не исключено, что следующий президент постарается дезавуировать наиболее одиозные решения предшественника, к которым, без сомнения, отнесут подобную сделку с РФ, если до нее все-таки дойдет дело.
Пока все выглядит так, что все идеи по разработке редкоземельных металлов, которые посыпались в последние недели из Москвы и Киева, направлены лишь на то, чтобы получить тактические преимущества и разменять их потом во время торга на переговорах. В рамках этой логики дело вполне может дойти до торжественного подписания меморандумов любого содержания.
Но не приходится сомневаться, что вскоре они будут надежно забыты. Реальностью проекты по разработке редкоземельных металлов смогут стать только тогда, когда российско-украинская война закончится устойчивым миром. И даже тогда это произойдет далеко не сразу.
Читайте также на Carnegie Politika:
- Под давлением. Как Украина реагирует на конфликт Зеленского с Вашингтоном
- Не столько об Украине. Чего Путин добивается от нормализации отношений с США
- Родня, пули и чеченцы. Как громкое покушение обнажило хрупкость режима в Узбекистане
Михаил Коростиков